Император Павел Петрович, требуя во всем порядка, разгневался на донцов, которые [83] Казачья старшина, нуждавшаяся в работниках для своих обширных имений.
укрывали беглых по-прежнему и за собой записывали. Канцелярию Войсковую подчинили Сенату и первым членом прислали генерала Ивана Репина, а в помощники ему — царского адъютанта Кожина. Начался розыск, кто где и сколько беглых укрывает. Атаманский полк разъезжал по городу. Прямо тебе военное положение. Против кого? Да все, почитай, грешны. Кто из донских чиновников беглых не принимал?
Знали царский указ о недержании беглых и беспаспортных в донских станицах? Знали. Знали, чем грозился царь? Знали. Грозил царь смертной казнью и сожжением поселков. И, тем не менее, с удивительной смелостью и изобретательностью проводили толпы пришельцев, настойчиво и старательно укрывали. Это ж рабочие руки! И долгое время все шло безвозбранно за спиною Войсковой Канцелярии, у которой и у самой рыльце было в пушку.
Приехали Репин и Кожин, потащили за пристанодержательство. Всплыли имена Дмитрия Иловайского и сына его Павла, Дмитрия Мартынова и сына его Андрея, к тому времени уже генерал-лейтенанта, в запале Орлов и тестя своего не пожалел, который в пользу Орлова от атаманства отказался. Все это растянулось, к выполнению служебного долга приплелась междоусобная борьба. Орлов, зная, что ущемляемая черкасня в долгу не останется, сам ежедневно ожидал оговора и последующего наказания. Стоило сказать слово не только в трезвом, но и в пьяном виде (с пьяного какой спрос?), как донос был уже готов.
Спас черкасню исключенный со службы лейб-казак Евграф Грузинов, которого весь Черкасск считал полоумным — сидел он у себя на полатях и писал какие-то бумаги, имел в России тысячу душ, а жил в Черкасске впроголодь. 12 августа брат его, заслуженный офицер Петр Грузинов, пытался выбраться из города, окруженного постами, но был замечен караулом и остановлен подполковником Иловайским 8-м, который известил о том начальство. Начальство отправило к Евграфу Грузинову посыльного узнать, куда собирался ехать его брат. Евграф через того же посыльного начальство обругал. Начальство явилось к нему домой, арестовало и, перерыв чердак, обнаружило некие бумаги, страшные по содержанию.
13 августа, на другой день, Евграфа Грузинова судили военным судом и за оскорбление государя и вредные замыслы, обнаруженные в бумагах, приговорили к смертной казни.
Вместо прозаичного, набившего оскомину поиска беглых, от которого тихо стонал весь чиновный Дон, Репину и Кожину, а через них и Императору, было подсунуто дело об отвоевании у турок Стамбула и учреждении на месте Османской империи многонационального демократического государства, для чего планировалось собрать двухсоттысячную армию из воинственных народов Причерноморья и идти в поход на турок через Кавказ и Балканы. Себе Евграф Грузинов оставлял пост начальника нового государства.
Провести столь масштабное мероприятие без сообщников невозможно, и приезжие чиновники вместо поиска крестьян стали искать сообщников будущего диктатора.
Грузинов сообщников не назвал, однако было сомнение, что его брат пытался прорваться из города как раз на встречу с кем-то из верных Грузинову людей.
Опасаясь сражаться на два фронта — с заговорщиками-демократами и чиновниками-беглоукрывателями, — Павел Петрович повелел прекратить следствие и суд по делу о беглоукрывателях, а заговорщиков Грузиновых бить нещадно кнутом.
Орлов немедленно сообщил о том местным помещикам, они возликовали, устроили благодарственный молебен, а затем гулянье у атамана в доме. Во время гулянья Дмитрий Мартынов, престарелый вождь непреклонной черкасни, объяснял Кожину, почему беглых укрывают, и ясно было из его слов, что конца этому не будет.
На другой день запороли насмерть кнутом Евграфа Грузинова. Орлов этим не удовлетворился. Борьба зашла слишком далеко. В день казни суд приговорил к смерти казаков и одного войскового старшину, которые проходили по делу Грузинова свидетелями, якобы знали и слышали, как Грузинов царя ругал, но не донесли. Ясное дело — сообщники. Таким образом дело закрывалось: главарь казнен, сообщники схвачены и тоже приговорены. Еще один шаг сделал Орлов — успокоил царя относительно донских чиновников. Созвал он их в Черкасске, обязал подпискою впредь беглых не принимать и тех, что уже спрятаны, возвратить. Чиновники те принесли «чистосердечное и верноподданное признание, обязались открыть свою совесть во всякого рода злоупотреблениях» и отправились «исследовать свои имения», чтобы найти в них и вернуть беглых крепостных великорусских и новороссийских помещиков. Успокоив таким манером царя относительно основной массы донских чиновников, Орлов ударил по верхушке черкасни. 16 сентября он сообщил, что подполковник Шамшев обнаружил подмену: некоторые донцы исправили старые «ревизские сказки», чтобы число прежних крепостных совпадало с числом нынешних, а коль такой разницы не видно, то и новых, укрытых, не найти. Кто ж документы подделал? Мартынов. Ответственный генерал-лейтенант Мартынов Андрей Дмитриевич признал, что его и отца его, отставного генерал-майора Дмитрия Мартынова, «сказки» подменены. «Кто же из оных выписан и кто вписан, обещался он подставить список». Круша Мартыновых столь жестоко, бил Орлов по всей родне. Тот же Шамшев нашел, что и ревизские сказки генерал-майора Платова, хранящиеся в ведении войскового старшины Слюсарева, подменены и сказки платовского пасынка Павла Кирсанова — тоже.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу