Людо Зубек - Доктор Есениус

Есениус уже хотел было спросить, почему, мол раввин не поможет внучке своей кабалистикой и черной магией, но искаженное горем лицо старика тронуло его сердце.

— Почему вы пришли за помощью именно ко мне, рабби? — сдержанно спросил он. Ведь у вас есть свой доктор, Лев из Левенштейна. А кроме того, вы прекрасно знаете, что врач-христианин не имеет права лечить еврея, не говоря уж о том, что врачи не занимаются удалением камней. Это дело цирюльников.

Нельзя сказать, чтобы с последним он был сам согласен, но это была хорошая, убедительная отговорка.

— Вы правы, высокоученый доктор. Я понимаю, что это занятие цирюльников. Но я не могу доверить жизнь своей внучки, своего единственного сокровища, рукам фельдшера. Да и она говорит, что это для нее равносильно смерти… Вот я и пришел к вам, высоко ученейший доктор, вы моя последняя надежда.

— Дайте своей внучке какое-нибудь успокаивающее средство, которое уменьшит боль, а завтра вечером доктор Лев сможет ею заняться…

— О нет, не отказывайтесь, высокоученый доктор! — воскликнул раввин. — Она не доживет до завтрашнего вечера. Если бы вы знали, как она слаба, какой это хрупкий цветок, вы бы сжалились над ней. Если бы вы видели, как она терпеливо переносит боль, вы бы ни минуты не раздумывали. Камень бы сжалился над ее страданиями! Ради бога, прошу вас доктор, пойдите к ней! Я заплачу вам, сколько вы скажете… Я отдам вам все свое имущество, только пойдите, только спасите мою Мириам, единственную радость моей жизни!

Голос его прервался. Есениус был тронут. Боль несчастного старика была такой искренней, что у него не хватило силы ему отказать.

И он обнадежил раввина:

— Успокойтесь, все будет хорошо.

— Значит, идете? — радостно воскликнул раввин. — Спасибо вам, тысячу раз спасибо, высокоученый доктор! Я знал, что не ошибусь в вас.

— Я не могу идти сейчас с вами, высокочтимый раввин, — возразил Есениус. — Я должен приготовить инструменты. Отправляйтесь домой, не позже чем через час я буду у вас. Где вы живете, я знаю.

— Весь этот час я буду молиться господу нашему, чтобы он внушил вам мысль прийти на помощь к моей внучке. Пусть Иегова услышит мои мольбы.

Когда раввин ушел, Есениус направился к Марии.

— Ты слышала, Мария? — спросил он.

— Слышала, — тихо ответила она. — Что ты будешь делать, Иоганн?

В волнении он несколько раз прошелся по комнате.

— Не знаю, ничего не знаю, — повторил он. — Другой врач на моем месте сказал бы себе: «Ведь это только еврейка!»

— Надеюсь, что ты так не думаешь, Иоганн? Прежде всего это человек.

— Да, человек. Речь идет о спасении жизни. И все-таки— Ты понимаешь, Мария, что это значит? Чем это нам грозит?

Мария посмотрела на него нежным, ласковым взглядом и. тихонько сказала:

— Я думаю о том, чем это ей грозит, Иоганн.

Есениус остановился и опустил голову.

— Ведь речь идет не только обо мне, Мария, но и о тебе. Ты знаешь, что врачи-христиане не имеют права лечить евреев. Но мое положение еще хуже — ведь я личный врач императора. Если император узнает, что руками, которыми я касаюсь его священного тела, я перед тем касался тела еврейки, он посчитает это оскорблением и не только лишит меня места, но и, вероятнее всего, заключит меня в тюрьму.

Упоминание о тюрьме глубоко взволновало Марию. О таком исходе она и не помышляла. Теперь она поняла, что муж не преувеличивает.

— Врач, который лечит еврея, опозорен.

— Знакомство с палачом тоже позор, но ты провел с ним целую ночь, — прошептала Мария в ответ.

Есениус с беспокойством посмотрел на жену.

— Если император и узнает, еврейские талеры все исправят. Хороший подарок Рудольфу, и он смирится… Если, например, евреи поднесут ему какую-нибудь дорогую картину или скульптуру, — в задумчивости проговорил Есениус.

Мария подняла голову. Значит, Иоганн готов идти. Просто он хочет получить ее согласие на тот случай, если произойдут неприятности, которые повлияют на его положение. Чтобы она его потом не упрекала.

Мария сжала руку мужа:

— Зачем рассчитывать только на плохое, Иоганн. А если у тебя и будут неприятности, каждый порядочный человек тебя оправдает, и я никогда не упрекну тебя, Иоганн, наоборот, буду тобою восхищаться. Спасти человеческую жизнь — самая первая обязанность врача. А если это еще связано с опасностью, заслуга врача увеличивается вдвое. Иди, Иоганн!

— Хорошо, пойду! — решительно произнес Есениус. Примерно через час, незадолго до закрытия ворот еврейского гетто, Есениус был перед домом раввина «У каменного льва» на Широкой улице.