Людо Зубек - Доктор Есениус

— Ты говоришь, никто не заботится о раненых в госпитале? Ради бога, почему? Ведь там есть врачи и фельдшеры.

— Да, только теперь мало кто решается выйти из дому. Каждый боится за себя. И врачи. Только доктор Борбониус в госпитале Но он не может справиться один.

— Я отправлюсь туда, — быстро решил Есениус. — Пойду в госпиталь.

Никто из профессоров не противоречил. Они одобрили решение ректора, хотя некоторые считали, что лучше бы ему подумать о себе. Но не решались сказать об этом, чтобы не ухудшить и без того тяжелое состояние Есениуса.

— И я пойду с вами, — решился Вавринец.

Но Есениус покачал головой.

— Я думаю. Вавринец, вполне достаточно, если я пойду одни. У тебя есть неотложные дела дома.

— Я пойду домой за инструментами и узнаю, что там нового. Потом отправлюсь с вами.

Есениус был тронут. Он не отговаривал Вавринца, он знал, что решение молодого врача так же твердо, как его собственное. Необходимо сохранить человеческие жизни, даже если придется заплатить своей.

Они зашли в дом Адамеков в конце Железной улицы.

Пани Зузанка, одетая, сидела в кухне при свече, коротая в ожидании мужа время за книгой. Кухня выходила окнами во двор, поэтому пани Зузанка могла не опасаться, что свет, проникающий сквозь щели, ставен, привлечет какого-нибудь запоздалого ночного гостя. Книга, которая лежала перед ней, была «Хроника о печальной кончине Гвискарда и Сигизмунды, дочери короля Салернийского, весьма жалостная история». Эта книга в те годы была очень любима, и ее можно было найти в любом доме. И пани Зузанка читала ее уже третий раз. Но сегодня она никак не могла сосредоточиться на горестной судьбе двух влюбленных сердец, которые нашли наконец утешение, соединявшись после смерти. Она старалась читать, но замечала, что мысли ее витают где-то далеко и она ничего не помнит из прочитанного. При каждом звуке, доносившемся с улицы, она вздрагивала, думая, что возвращается Вавринец.

Ее немного удивило, что муж пришел с ректором Есениусом. Ее удивление сменилось страхом, когда муж объявил, что немедленно должен отправиться в госпиталь. Но только румянец, заливший ее прекрасное лицо, выдал ее волнение. Первым движением пани Зузанки было воспротивиться этому, постараться сберечь мужа, не позволить ему подвергаться опасности, но она не выдала своих чувств. Только испытующе взглянула на мужа и промолвила:

— Иди, иди, Вавринец, это твой долг. Обо мне не беспокойся. Я в доме не одна… Нет, я пойду с вами и помогу перевязывать раненых. Ведь вы возьмете меня, ваша магнифиценция?

В ее голосе и взоре было столько твердой решимости, что Есениус не возражал. Он сказал, что решать должен Вавринец.

Так оба доктора вместе с женщиной вышли на пражские улицы. Вавринец в одной руке нес фонарь с дрожащим огоньком, другой, спрятанной за пазуху, сжимал ящик с инструментами. И ректор нес под плащом свои инструменты.

Не раз пробирался Есениус в ночные часы по пражским улицам, но никогда еще его не снедала такая тоска. Ему казалось, что все вымерло. Дома глядели на улицы и площади темными глазницами окон, из-за которых не пробивался ни единый луч света. Жители дрожали от страха и не могли уснуть, ожидая, что вот-вот перед домом послышатся крики и стук в ворота. А в комнате только старики, мужчины и дети. Молодые девушки и женщины цепенеют от страха, забившись куда-нибудь на чердак или в погреб, спрятанные под ворохами соломы, под сеном или просто под грудой тряпья. Зубы стучат от страха и от холода, а сырой туман проникает до самых костей…

Но все это наши ночные пешеходы только предполагали, потому что из темных и молчаливых домов на улицу не проникало никаких признаков жизни. Только когда наемники оглушительно барабанили в ворота, со двора слышался собачий лай.

Дома не выдавали никому своих тайн, но улицы являли редким прохожим невиданные картины. Только офицерам удалось устроиться на ночлег в домах. Унтер-офицерам и простым солдатам пришлось устроиться на ночлег под открытым небом. Чтобы хоть немного согреться, солдаты разложили большие костры.

Когда наши путники приблизились к первому костру, панн Зуэанка надвинула капюшон низко на лицо и высоко подняла воротник короткого мехового жакета. Но один из солдат, которые расположились на бочонках и больших камнях около весело потрескивающего огня, заметил их и воскликнул:

— Это что за привидения бредут сюда!

Кое-кто из солдат лениво оглянулся.

— Бросьте в костер что-нибудь сухое, чтобы нам лучше разглядеть красотку! — раздался какой-то пьяный голос, и сразу же нашлось несколько охотников, которые бросили в костер два резных стула. С вечера они жгли бочонки, найденные у лавки мясника, а когда всё спалили, принялись ломать ворота, ставни и заборы. Наконец ворвались в ближайший дом и стали выбрасывать в окна столы, стулья, кровати… Теперь все пошло в костер.