Раффи - Хент

В эту минуту появились Мелик-Мансур и отец Ованес.

— О чем ты беседовал с дедушкой? — спросил священник.

— Он здесь единственный благородный человек, — ответил Вардан и, обратившись к Мелик-Мансуру, сказал:

— Я желал бы поговорить с вами наедине; нет ли у вас знакомого дома?

— Есть.

Вардан принимал меры предосторожности не потому, что его предупредил дедушка. Он вообще старался держаться подальше от монастыря, притом он был очень озабочен судьбою Лала; нужно было разыскать ее, узнать, где она и что с нею. Поэтому он попросил отца Ованеса, чтобы тот известил его в случае, если узнает что-нибудь от священников, прибывших вместе с переселенцами.

— Мне сообщили, что сегодня до обеда они прибудут с именными списками, — сказал отец Ованес. — Как только получу от них весть, сейчас же тебе сообщу.

— Вы знаете, где мы будем? — спросил монаха Мелик-Мансур.

— Знаю.

— Ну идем, Вардан.

В эту минуту на площади показалась группа людей, медленно двигавшаяся по направлению к кладбищу.

Несколько алашкертцев несли гроб. Священник не сопровождал его, он был на кладбище, где каждую минуту ожидались все новые и новые покойники. Женщину вели под руки; она еле двигалась за гробом. Она не плакала — не видно было даже следов слез на ее лице. Она была в том состоянии оцепенения, когда все чувства парализованы сильным горем. Рядом с ней, ухватившись за ее платье, шли мальчик и девочка и горько плакали. Из жителей Вагаршапата не было никого, за исключением знакомого нам доктора, который выделялся из группы сопровождавших гроб полунагих, бедных людей.

Вардан и Мелик-Мансур издали заметили это печальное шествие, но прошли мимо.

Да и кто теперь обращал внимание на похороны? Каждый день, каждый час приходилось быть свидетелем подобных, сделавшихся обычными сцен.

Увидев Мелик-Мансура, Вардан, казалось, на время забыл о боли, терзавшей его сердце. Притом надежда разыскать семейство старика Хачо через священников — эта радостная надежда успокоила его. Он думал по этим следам найти Лала и своей любовью облегчить ее страдания.

Дом, куда вел его Мелик-Мансур, находился на одной из старых улиц Вагаршапата. Строения были небольшие, но каждый дом был окружен большим фруктовым садом.

— Ты будешь не слишком доволен, если узнаешь, куда я тебя веду, — сказал Мелик-Мансур.

— Мне все равно, — ответил Вардан равнодушно. — Я желал бы только получить какие-нибудь сведения о Салмане, думаю, никто там не помешает нам?

— Никто.

Когда они постучали молоточком в маленькую калитку, вышла какая-то старуха и отперла ее. Они вошли, и калитка за ними опять закрылась.

— Смотри, бабушка, привел тебе нового гостя, — сказал Мелик-Мансур.

Старуха бросила на Вардана многозначительный взгляд и ответила:

— Очень рада его видеть.

— Ну-ка, бабушка, поскорей нам бутылку вина, страшно пить хочется, — сказал Мелик-Мансур и, подойдя к ней, прибавил: — Задушу тебя, если кого-либо сюда впустишь.

Старуха таинственно покачала головой и удалилась.

Молодые люди вошли в маленькую, но довольно чистую комнату, меблированную в полуазиатском, полуевропейском вкусе. Они сели за маленький столик друг против друга. Через несколько минут осторожными шагами вошла молодая женщина и, так же осторожно поставив на стол бутылку с вином, молча вышла. Голова ее, как у всех армянок, была повязана платком так, что лицо было закрыто, виднелись только черные глаза, окаймленные дугообразными бровями. Но достаточно было и этого, чтобы составить понятие о ее красоте.

Мелик-Мансур налил себе и Вардану вина.

— Это хорошо, — заговорил он, — что наши монастыри в большинстве случаев устроены далеко от населенных мест, в горах и пустынях. Нигде нет столько безнравственных юношей, столько шалопаев, как здесь, в Вагаршапате. Нигде нет так много женщин легкого поведения, как здесь. Вот эту хорошенькую женщину, которая вошла сюда так скромно и стыдливо и сейчас же удалилась, содержит монах. Я думал прежде, что, по крайней мере, монастырь хранит религиозность и благочестие, но оказывается, здесь и монахам никто не верит. Поведение их развращает народ и внушает им неверие. Переход в протестантство здесь уже в полном разгаре.

Проходя по улицам, ты, конечно, видел довольно хорошие дома; большинством их владеют дальние или близкие родственники монахов, которые, некогда будучи бедными людьми, разбогатели благодаря монастырю. Я не могу не возмущаться, когда вижу, что сорят здесь целыми тысячами в такое время, когда каждая копейка для нас дорога. У нас столько нужд, на удовлетворение которых необходимы деньги. Национальная касса в Константинополе пуста, у патриарха нет ни гроша на покрытие самых необходимых расходов, а между тем ему теперь поручены такие дела, малейшее промедление в которых или равнодушие к ним будет непоправимым бедствием для нации. Однако, несмотря на все это, я не замечаю и тени солидарности между константинопольским патриархом и главой церкви всех армян Манкуни потерял в Константинополе на различных биржевых аферах двадцать пять тысяч, и, как я слышал, на днях туда опять послано тридцать тысяч, черт знает для какой цели, а патриарх константинопольский, этот единственный деятель, сидит без гроша…