— Отец Ованес, не знаешь ли ты чего о судьбе семейства старика Хачо? — спросил Вардан; — по-моему, они тоже должны быть в числе переселенцев. Где можно их разыскать?
— Нелегко тебе будет их найти, ведь беженцы разбросаны повсюду. Но с народом прибыли также их священники, старшины деревень, которым я поручил составить именные списки своих приходов, чтобы знать, где сколько находится жителей, и иметь возможность оказать им помощь. Я думаю, по этим спискам можно будет разыскать, в какой группе находится семья старика Хачо.
— Когда принесут списки?
— Пожалуй, завтра, а может, и послезавтра, наверное не скажу.
Эти «завтра» или «послезавтра» показались бесконечно долгими Вардану. Ночь он провел в невыносимых муках.
Мерные и тихие звуки монастырских колоколов возвестили утро. Более счастливые из монахов покоились еще на мягких постелях; другие спешили в божий храм.
Отец Ованес проснулся очень рано и, оставив еще спавшего Вардана, вышел из кельи. Он ходил не молиться, а по обыкновению, каждое утро навещал переселенцев, чтобы видеть, в каком положении они находятся. Сегодня он сделался свидетелем таких печальных сцен, что не в силах был навестить всех несчастных страдальцев. Везде он видел ужасные картины: целые семейства без призора валялись там и сям в нечистотах хлевов; не оставалось ни одного здорового человека, который мог бы заботиться об остальных.
Печальный, убитый отчаяньем, возвращался он в монастырь с твердым решением добраться до покоев католикоса каким бы то ни было способом, чтобы просить немедленной помощи для народа, близкого к окончательной гибели. В эту минуту проехал фаэтон с седоком, и седок, заметив монаха, велел остановить лошадей.
— Приятная весть, — сказал он, подойдя, — эриванский губернатор утвердил комитет, составленный для вспомоществования беженцам, и уже избраны члены из надежных лиц. Из Тифлиса тоже получены хорошие вести: тамошний комитет действует энергично; обещают скоро прислать денег и медикаментов.
— Слава богу! — воскликнул монах. — Здесь тоже думают послать предписание духовному начальству, чтобы и они собрали денег.
— Откуда последует такое распоряжение? Монах указал рукой на монастырь; незнакомец засмеялся.
— Это не может дать никаких результатов, — ответил он. — Собранное ими не дойдет до желудка алашкертца…
Приезжий был Мелик-Мансур.
— Ты обрадовал меня известием, и я, в свою очередь, обрадую тебя.
— Чем?
— Вардан здесь, у меня в келье.
— Правда? Откуда появился этот дьявол?.. Я не верил, что люди могут возвращаться с того света. Идем.
Они направились к монастырю. Дорогой Мелик-Мансур обратился к монаху:
— Ты хорошо знаешь Вардана?
— Я знаком с ним пять с лишним лет. В наших краях он известен как храбрый контрабандист; но никто не догадывался, что он сделался контрабандистом не из-за наживы. Он, собственно говоря, только перевозил оружие и раздавал его крестьянам, и если случалось иногда, что он привозил товар, то делал это для прикрытия своих намерений. Цель была хороша, но стечение печальных обстоятельств уничтожило все…
— Я видел Вардана всего несколько раз, — проговорил Мелик-Мансур, — до сего времени никто не был мне так симпатичен, как этот энергичный молодой человек. Я видел сам, как он храбр и жесток в кровавых делах и как благороден, добр и честен в дружбе. Кроме того, Вардан известен и своим умом. Но он скромен в своей деятельности и не любит выставляться.
Проснувшись, Вардан в комнате не нашел никого. Солнечные лучи проникали в келью монаха через узкие окна и освещали ее ярким светом. Было жарко и душно. Вардан поднялся, подошел к окну и как только его открыл, горячее лицо обдало свежей и приятной прохладой. Однако что-то тяжелым камнем лежало на его сердце. Он ждал отца Ованеса, но тот опаздывал; в нетерпении Вардан вышел из кельи подышать свежим воздухом, но, не желая быть узнанным в монастыре, прошел через задние двери и направился к пруду. Здесь он увидел знакомую фигуру — на берегу пруда сидел старый монах.
— Привет вам, дедушка.
Все в монастыре звали этого старца «дедушкой».
Старик сидел на солнышке и грел свои застывшие кости. Он был похож на индийских факиров, которые не умываются, не причесываются, отращивают ногти и ходят в лохмотьях. Услышав голос Вардана, он приложил ладонь ко лбу, чтобы заслониться от солнца и, подняв глаза, сказал:
— Твой голос знаком мне, сын мой, но глаза мои не узнают тебя. Кто ты?
Читать дальше