Вера Крыжановская - Фараон Мернефта

Оставшись одна, я заснула, а после того крепительного сна приказала Аснат одеть меня и перенести на плоскую кровлю. Я хотела, чтобы меня видели.

Мне доложили, что Шенефрес, прибывший из Фив с поручением от фараона, просит принять его.

В такую минуту вид этого человека был мне вдвойне ненавистен, но он явился от имени Рамзеса, и я не могла отказать.

После обычных приветствий он сказал:

— Царевна, прикажи свите отойти, ибо то, что мне доверено передать тебе от имени фараона, не должен слышать никто, кроме тебя.

Силясь сохранить равнодушный вид, я дала моим людям знак удалиться, но сердце мое забилось, как птица в силке. Мне казалось, что этот человек, пристально глядевший своими бездонными черными глазами, знал мою тайну.

— Говори, — сказала я, — что ты должен мне передать.

Он приблизился и, с насмешкой взглянув на меня, произнес глухим голосом:

— Я явился, чтобы повторить просьбу, которую ты очень сурово отвергла. Согласен, что Шенефрес, египетский сановник, не достоин дочери фараона, но будет ли дерзостью с его стороны, если он пожелает жениться на вдове Итамара?

Я глухо вскрикнула: негодяй знал все! Кто же ему рассказал?

Вдруг мой помутившийся взор остановился на его поясе: недоставало кинжала с резной рукояткой, и черноватые пятна виднелись на его богатой одежде.

С быстротою молнии я вспомнила, как жутко выглядел труп Итамара с ножом в груди. Несмотря на слабость, я поднялась с подушек, трепеща от гнева.

— Это ты убил его! — воскликнула я дрожащим голосом. — Уйди и никогда больше не показывайся мне на глаза. Скорее я выберу смерть, чем горькую участь принадлежать тебе.

Я была вне себя, но Шенефрес и не шевельнулся.

Вперив в меня надменный взгляд, он вынул из-за пояса папирус и подал мне. У меня помутилось в глазах, когда я прочла следующие строки, написанные и подписанные Рамзесом:

«Недостойная дочь великого царя, не заслуживающая чести царского погребения, имя которой должно будет вычеркнуть из царского рода и предать забвению!

Знай, что я приказываю тебе принять в мужья благородного Шенефреса, который передаст тебе этот папирус, ибо моя неизменная воля положит конец позору, которым ты покрыла дом Рамзеса, а Шенефрес почитает, несмотря на твой позор, божественную кровь, текущую в твоих жилах».

Рамзесу было все известно. Значит, Итамар погиб по его приказанию? Будучи не в состоянии думать и отвечать, я уронила папирус, упавший на пол.

Шенефрес поднял царское письмо и, наклонясь ко мне, произнес:

— Термутис, да или нет?

После совершенного мною преступления я не посмела ослушаться Рамзеса.

— Да, — отвечала я, беспомощно склоняя голову. — Если фараон велит, то я буду твоей женой, Шенефрес.

Он схватил меня за руку.

— Забудь прошлое, отдай мне все свое сердце, и я буду великодушным мужем.

Он прибавил несколько слов, которых я уже не поняла, потому что голова кружилась, огненные языки с глухим рокотом мелькали перед моим потухшим взором.

Смутное воспоминание: Шенефрес, стоя на коленях возле моего ложа, держал меня в своих объятиях, и нас окружали смущенные лица; затем я лишилась сознания.

Я выздоравливала медленно; Аснат и спасший меня добрый врач Суанро продолжали ухаживать за мною и постепенно сообщали мне новости.

Двор находился в Танисе; однажды во время моего бреда Рамзес посетил меня и, молча поглядев, вышел со вздохом. Больше он не приходил, но часто осведомлялся о моем состоянии.

Я выздоровела скорее, чем того желала. Шенефрес ежедневно навещал меня, но был сдержан.

Я еще не виделась с Рамзесом; даже мысль о том, чтобы предстать пред ним, приводила в трепет. Наконец через одного из своих приближенных он дал мне знать, чтоб на следующий день я приготовилась его принять, ибо брат хотел объявить двору о моем сговоре с Шенефресом.

Утром я приказала нарядить себя с особой тщательностью. Мне хотелось быть прекрасной и своею внешностью смягчить сердце Рамзеса (я знала, что он поддается впечатлению). Поэтому я надела пурпурное, богато вышитое платье, самые дорогие из моих драгоценностей и клафт, украшенный царскими знаками. Когда одна из моих женщин поднесла мне металлическое зеркало, я без хвастовства могла признать, что была на редкость красива, а внутреннее волнение, румянившее щеки и заставлявшее блестеть глаза лихорадочным блеском, увеличивало мою прелесть.

Мне доложили, что посланные от Шенефреса просят принять их. Я изъявила согласие, и один из моих офицеров впустил старого дворецкого моего жениха и несколько рабов, несших корзины и ящики, полные тканей, драгоценностей и других подарков. Старик пал ниц, умоляя принять эти вещи, присланные его господином.