Мамедназар Хидыров: Дорога издалека (книга первая)

Многолюден был мой родной аул. Населяли его люди разных родов и племен. Каждое на своем конце селенья, у каждого свой арык, свой базар и кладбище свое. А до недавних пор, еще на моей памяти, даже базары устраивались в разные дни недели — у всякого племени свой день.

На каждом из таких базаров мне довелось побывать не раз и не два. И людей, с которыми то и дело там встречался, я хорошо помню. К примеру, бедняки из бедняков, такие, как Насырмет или Касымкули. Эти всегда ходили босыми, в изодранных халатах — рукава обтрепанные, полы в лохмотьях, и подпоясывались грубой веревкой из кендыря. Их обычное ремесло — улицы возле базара и дорожки между рядами в полдень побрызгать арычной водой, для прохлады. За эту услугу торговцы дадут им, бывало, две-три монетки, кое-какую снедь — тем и существовали. Ну, еще известный всему аулу Семет-гедай, то есть нищий. Коротенький, щуплый, со снежно-белой бородкой, глаза под мохнатыми бровями глубоко запали. Он просил милостыню, расхаживая весь день по базару из конца в конец. Ходил, гнусавым голоском распевал газели, руку протягивал. Одна нога у него была короче другой — то ли от рождения, то ли в молодые годы сломал, да криво срослась; оттого он потешно прихрамывал. Польза от него людям тоже была: если у кого что пропадет, Семет-гедай громко, на весь базар, возвещает об этом.

Другие нищие также обычно не сидели на одном месте, а слонялись вдоль рядов, иные вели малых ребят за руку и перед каждым торговцем протягивали ладонь. Только немногие сидели на разостланных грязных платках у входа на базар и встречали проходящих одними и теми же словами: «Да увеличится ваш достаток! Будьте милосердны, подайте!..».

В летние дни на всех базарах скоплялось несметное множество арбузов и дынь. Люди ватагами и в одиночку рассаживались кто где, резали их, поедали, и тут же корки бросали. А мальчишки в драной одежонке собирали эти корки в мешки — на корм скоту. Случалось, что они поднимали скандал и даже затевали драку, если находили особенно много корок и не могли их поделить.

Рядом с пустырем, на котором всегда располагался один из аульных базаров, высился внушительных размеров дом разбогатевшего ремесленника. Звали его Джанпар-Нильгяр, то есть Джаппар-красильщик. Занимался он красильным делом — вместе с двумя-тремя работниками с утра до вечера красил в разные цвета привозимые отовсюду всевозможные ткани, шелковую пряжу. Оттого и руки у Джаппара и его подмастерьев были всегда синие-синие. Но не только ремесло было дли Джаппара источником дохода: на веранде его дома, выходящей в сторону базара, с утра располагались торговцы мясом, а к вечеру, когда базар закрывался, каждый платил хозяину за место.

С богатым домом Джаппар-Нильгяра у меня связано и другое воспоминание. На левой стороне веранды имелась комната всего с тремя стенами, вместо четвертой — выход на базар. До открытия базара здесь с особой тщательностью разбрызгивали воду, сметали сор, в помещении раскладывали всевозможные подстилки, подушки, подушечки. На них и усаживался бекский зекятчи, то есть чиновник, ведавший сбором податей — зекята. Он появлялся вскоре после открытия базара. Зекятчи возлежал на подушках, попивая чай, а его люди рыскали вдоль торговых рядов и выколачивали монеты за всякий пустяк, что бы кто ни продавал. Каждый из них за целый день успевал немного поднажиться: львиная доля оставалась и на долю зекятчи.

Как и полагается на базаре, для каждого рода товаров здесь было отведено строго определенное место, и нарушать установленный порядок не позволялось никому. К югу от дома Джаппара, как раз напротив комнаты зекятчи, располагался ковровый ряд. Туркменские ковры, когда они десятками разостланы на базаре, зрелище изумительное, ни с чем не сравнимое. Какое богатство ярких, сочных красок, какое многообразие изящнейших, четких узоров! Алый цвет фона ковров — излюбленный цвет туркменских мастериц — с непреодолимой силой притягивает взоры каждого, кто хотя бы мельком глянет издали. На всем базаре это было самое людное место. И не только потому, что торговля шла бойко. Народ приходил сюда просто ради того, чтобы сердце себе потешить — хоть полюбоваться коврами, ведь мало кто в те времена имел возможность купить добротное изделие и разглядывать его, сидя дома, попивая чай.

Иной раз, когда базары бывали особенно оживленными, — чаще всего во вторник и воскресенье, — к нам в аул сходились люди из дальних мест: из Халача, Керки, Бурдалыка, Камача, Кесби. Приезжали на лошадях. Случалось, две-три лошади или ослы срывались с привязи и давай лягаться, кусаться, гоняться друг за дружкой. То-то суматоха поднималась!