Аркадий Савеличев - Савва Морозов - Смерть во спасение

— Будет, будет!

— Знать бы, кто таковы?

Но попробуй‑ка разбери — кто там за маленькими оконцами.

Студенты‑то, видимо, разбирали. Разговоры стали громче.

— На Лобное место везут.

— Но ежели из Питера, так почему не с Николаевского, а с Курского?..

— Откуда нам знать? Илья сказал: по Маросейке повезут. Здесь и отбивать будем.

— Не пора ли?

— Погодите, Илюша даст команду!

Захотели добиться истины и зеваки. Поначалу‑то одни принимали процессию за еврейские похороны, другие — за свадьбу раскольников, а самые дотошные утверждали: новый Александр восстановил дедовскую публичную казнь. Вот и везут — только не на Лобное место, а на Болото. Слишком много чести у Кремля‑то!

Процессия меж тем двигалась да двигалась. Штабс-капитан во главе. При нагольной сабле.

В темном оконце кареты светилась живая белокурая головка. Московские студенты в лицо никого не знали, но уверенно заговорили:

— Она!

— Ясно, Перовская!

— А где же Фигнер? Не в левом ли оконце? Там личико потемнее.

— У мужиков‑то физиономии совсем исхудалые.

— Посиди‑ка две недели в застенке!

Студенты посылали в окошечки кареты и блондинке, и брюнетке воздушные поцелуи, а при виде мужчин сжимали кулаки: держитесь, мол, мы с вами.

Однако белокурое голодное личико больше притягивало внимание. Студенты толкались промеж собой, стараясь поближе протиснуться к карете. Но близко было нельзя: солдатские спины, штыки. Да и оголенная сабля штабс-капитана угрожающе поблескивала; он пребывал в самом рабочем состоянии, при фляжке, к которой время от времени прикладывался. Это веселило студентов.

— Какова власть, а, Савва? — толкал локтем правовед Сашка, принесший в университет забавную фамилию: Амфитеатров.

— Амфи! Ты мне весь бок истыкал, — пытался урезонить дружка татарского вида студент.

— Хан, смотри, как бы по-настоящему не намяли нам бока.

На дороге катавасия между тем завязалась. У Армянского переулка Маросейку перегородила целая вереница дрог. Обоз тащился по своим делам и знать не хотел тюремных карет.

— О-очистить дорогу! — не успев хлебнуть из фляжки, сердито закричал штабс-капитан.

В отличие от скуластого студента, возчики были настоящие татары. Они и русского-то языка не понимали. Навалили бревен на крепкие дроги да и правили, куда велел хозяин. Маросейка стала непроходимой. Собравшаяся публика заулюлюкала. Извечные московские дворняжки, оказавшиеся тут как тут, с громким лаем крутились под ногами лошадей, которые и без того налезали друг на друга. Армянский переулок был узок, бревна на развороте чиркали по стенам домов, возмущенные хозяева и дворники выбегали с дубьем. Штабс-капитан напрасно драл глотку, а конвойным что идти, что стоять — стоять даже лучше. Те еще солдатики оказались! Явно не бывали на Шипке: в переполохе, пока махал сабелькой их капитан, даже косушки из рук в руки передавали. Что они, хуже своего капитана?

Студенты громко ликовали:

— Молодцы, татары: в един миг баррикаду устроили!

— Чего же смотрит наш Илья-Громовержец? Место удачное.

— Ага. Лошадей выпрячь, дверцу кареты выломать — Софьюшку на руки!

— А штыки?

— Штыки пьяные.

— Ну, не скажи. И все‑таки? Громовержец, пора!

Илья Тиханов пробился в кружок слишком горячих голов. Длинные черные волосы его выплескивались из‑под широкополой шляпы, вздувались по ветру. Но голос был успокаивающий:

— С ума сошли! Да нас здесь сами извозчики кнутами измочалят. Татарва, что им! Надо поближе к университету. Там и подмога будет.

Его услышали в карете. Из окошечка, почему‑то наглухо не закрытого, послышался капризный голосок:

— Да, подмога! Обещали на два часа, а держат уже незнамо сколько! Закурить хоть дайте, а еще лучше — выпить.

Студенты запереглядывались: ай да Сонечка! Из благородных, а шпарит прямо по- каторжному. Бедная… На каторгу‑то ее не пустят, нет ходу дальше Лобного места или Болота.

Пока студенты обсуждали, как передать в окошечко если не выпивку, так хоть папиросы, дровяные дроги расцепили, обоз кое‑как протолкнули в Армянский переулок. Процессия двинулась дальше.

Но сопровождавших конвой студентов вдруг охватило сомнение. Если везут из Петербурга, так почему не с Николаевского вокзала, а с Курского? Почему настырных студентов не прогонят прочь? Даже обидно, что все идет тихо-мирно! Нашелся и дока, который громогласно заявил:

— Это не шлиссельбургская Мадонна! Не Верочка Фигнер! И не петропавловская Софьюшка! Я встречал их в Петербурге, ошибиться не могу. Что происходит? Я протестую!..