Всеволод Соловьев - Изгнанник

Наконец дверь отворилась, выглянула Маланья.

— Матушка! Создатели! Что такое? Барыня?

— Горим!.. У меня в спальне! — выговорила Катерина Михайловна.

Маланья хотела было бежать туда, но отшатнулась от густого дыма, наполнявшего теперь уже весь коридор и заметалась, бессмысленно повторяя:

— Создатели! Батюшки! Что же теперь?!

Она вернулась в свою комнату, зачем-то стащила с кровати одеяло, потом бросила его и изо всех сил ухватилась за небольшой сундучок, стоявший под кроватью. В этом сундучке заключались все ее сокровища. Сундучок был тяжелый, руки ее дрожали; она силилась его вытащить и не могла, и стонала, и причитала. Между тем Катерина Михайловна очнулась.

— Да что ты, мерзавка, — крикнула она, — чего ты возишься! Помоги мне, подыми меня, веди…

Но Маланья не могла оторваться от сундука. Она не видела барыню, не слышала ее слов…

В горевшей спальне что-то с грохотом рухнуло — должно быть, тяжелый балдахин. И в то же время, среди густого дыма, показался зловещий свет разгоравшегося и все захватывавшего огня.

Прошло еще несколько минут пока стали просыпаться в доме, да и то благодаря Груне, которая наконец пришла в себя, вскочила с половика, увидала дым, свет огня, различила как-то странно и жалко прижавшуюся фигуру старой барыни у двери в Маланьину комнату.

«Жива!» — мелькнуло в голове Груни.

Но эта мысль не раздражила ее, напротив — обрадовала, и в ту же минуту страх, ужас и тоска наполнили ее.

— Боже мой, — простонала она, — что же я такое наделала!..

Она кинулась со всех ног из коридора, кинулась по всему дому, крича:

— Вставайте! Вставайте! Пожар! Горим!

Начался страшный переполох: все вскакивали с постелей, в первую минуту ничего не соображая. Затем начинали кое-как одеваться, а то и забывали об одежде, схватывали ненужные вещи, тащили их куда-то, бросали, возвращались.

Одним из первых проснулся Сергей. Он понял, в чем дело, разбудил Наташу.

— Вставай скорее, кажется, у нас в доме пожар — слышишь?

Она очнулась, дрожащей рукой нашла туфли, накинула пеньюар.

Сергей в это время уже отворил окно, выглянул в него и увидел яркое пламя, выбивавшееся из нескольких окон. Но он не потерялся.

— Наташа, надень на себя поскорее еще что-нибудь: свежо… и вот что, слушай: я сейчас выпрыгну в окно и потом спущу тебя, тут невысоко… Дело плохо, дом старый, сгорит… сгорит… Слушай, что у нас тут самое ценное?.. Где твои вещи?

— Здесь, в шкатулке… в бюро… — ответила она, вся дрожа. — Да где же все — проснулись ли? Слышат ли?

— Надо надеяться, что проснулись, — сказал он, отпирая бюро.

Он вынул шкатулку с драгоценностями и выбросил ее в окно в мягкую траву, затем спрыгнул сам.

— Наташа, скорее!.. Вот сюда… становись сюда… ставь ногу мне на плечо… крепче!..

Он подхватил ее и спустил на землю.

— Теперь бери шкатулку и беги в сад… куда? Да в павильон. А я сейчас все узнаю… не беспокойся. Я всех пришлю к тебе.

Но Наташа не могла бежать, когда не знала, что со всеми. Она осталась неподвижной под окном. Она видела, как Сергей снова ловко взобрался в окно.

Между тем в доме уже раздавались голоса, крики, и пламя делало свое дело. Она не могла ждать в этой невыносимой неизвестности, побежала кругом к крыльцу и, наконец, убедилась, что все живы и невредимы. Все были почти раздеты. Мари, дети, Лили, одна только англичанка, несмотря на страх, все же оделась, как на прогулку, прежде чем вышла из своей комнаты.

Катерину Михайловну, закутанную во все, что только попалось под руки, понесли в павильон.

Сергей и Николай распоряжались, видя, что женщины только дрожат и не трогаются с места. Они сами провели их всех в павильон и затем бегом вернулись к дому.

Набатный звон гудел с церковной колокольни, из села набегали крестьяне. Не прошло и четверти часа, как весь дом был окружен густой толпой народа, которая галдела и ровно ничего не делала. А торжествующее пламя быстро охватывало все огромное старое здание. Наконец дворовые и крестьяне, по приказу Сергея и Николая, стали выносить из дома все, что можно было вынести. Николай распоряжался со стороны сада, Сергей со стороны двора. Теперь, хотя и появились бочки с водой, но они не могли принести много пользы. Скоро оказалось ясным, что дом отстоять нет никакой возможности и что только надо стараться не дать пламени перекинуться на надворные строения и на амбары.

Вот уже рухнула часть крыши. Николай убедился, что входить в дом теперь опасно, и поэтому приказал всем выбираться и оставить вещи.