Всеволод Соловьев - Изгнанник

И он побежал туда же.

В это время Степан будил барина.

— Вставайте, сударь! Делать нечего, не хотел было вас тревожить, да думаю — как бы неладно что не вышло.

— Что такое? — испуганно спрашивал Борис Сергеевич.

— Горит, большущий пожар…

— Где горит? Горбатовское?

— Нет, Господь милостив. А надо так полагать — Знаменская усадьба. Я уж послал верхового на разведку.

Борис Сергеевич мигом вскочил с кровати.

— Эх, да что же ты, Степан! Давно горит?

— Да кто его знает! Сам минут с десять как заметил. Ставни-то закрыты — ну и не видно было сначала… Жарко горит! Коли усадьба — не дай Бог, время-то сухое, а дом старый-престарый. Ох, уж и говорил я — беда этот дом — чистая гнилушка!

— Так вели же ты скорей закладывать коляску да бочки, чтобы мигом…

— Все уже распоряжено, батюшка, извольте вот одеваться.

Борис Сергеевич мигом был готов. В это время вбежал Володя.

— Где пожар? — тревожно спрашивал он. Ему не ответили.

— Дедушка, я с вами!

— Зачем, оставайся, — выговорил Борис Сергеевич, спешно выходя из спальни. — Степан, удержи его!

Но Володю удержать было трудно. Он выскочил вслед за дедушкой, пробрался на крыльцо. А там уже столпился народ. Он прислушался.

«Знаменское».

«Боже мой, горит Знаменское!»

В это время к крыльцу была подана коляска.

— Дедушка, я с вами! Слышите, ведь это у нас горит! У нас!..

Степан схватил его за руку.

— Да куда ты, Володечка, голубчик, останься, ну чего поможешь… Может быть, и не Знаменское. Дедушка съездит, увидит — вернется…

Борис Сергеевич уже садился в коляску.

— Пошел скорее! — крикнул он кучеру.

Володя рванулся из рук Степана и в одно мгновение был в коляске возле дедушки.

Коляска помчалась. И только теперь заметил Борис Сергеевич, что Володя рядом с ним.

— Стой! — закричал он кучеру. — Слезай, Володя, слышишь, я тебе приказываю!

— Дедушка, дорогой, милый! — молил Володя сквозь слезы. — Возьмите меня, ради Бога, я не могу, не могу здесь остаться!.. Все равно… я пешком… я побегу за коляской… я не могу…

— Ну, Господь с тобой, едем!

Он понял Володю и сообразил, что действительно самое лучшее ему теперь не перечить.

Коляска мчалась. В лицо им неслась душистая ночная прохлада. Зарево все краснело. Когда они выехали из леса, им представилось ужасное зрелище — весь Знаменский дом был в пламени. Огромные головни так и летели во все стороны. Володя весь дрожал и то и дело кричал кучеру:

— Пошел… пошел… Господи, что же мы так тихо едем!

Но коляска продолжала мчаться во весь дух. Вот уже слышен гул голосов, уже можно различить движение вокруг пожарища. Навстречу мчится верховой.

— Поворачивай за коляской! — кричит Борис Сергеевич. — Ну, что там? — тревожно спрашивает он.

— Жарко горит — ничего не поделаешь…

— Да живы ли все?

— Кажись, живы, слава Богу, ничего такого не слышно…

И у Бориса Сергеевича и у Володи немного отлегло от сердца.

«Живы! Нет, он сказал: кажись, живы… а вдруг? Господи, когда же они, наконец, приедут?..»

Доехали. Они выскочили из коляски, и старик и мальчик, побежали рядом…

Но куда бежать? Где все?

Народ галдел, бегала прислуга с обезумевшими от ужаса лицами. И ни от кого нельзя было добиться, где господа. Борис Сергеевич, а за ним Володя стали бегать вокруг дома. Раздавался оглушительный треск, валились балки, целыми снопами сыпались искры…

— Папа! Вот он, вот!

Борис Сергеевич остановился и увидал Сергея, который что-то кричал, распоряжался. Они пробрались к нему.

— Папочка! Папа! — кричал Володя.

— Ты как здесь? Зачем? Ах, дядя, это вы? Вот несчастье-то, и ничего не сделаешь… Хоть бы отстоять только амбары… Весь дом пропал!..

— Сейчас будут мои бочки и люди, — сказал Борис Сергеевич. — Да где же все?

— Ах, там, там в саду, в павильоне! Ради Бога, сведите его туда… — он указал на Володю. — Там maman, не знаю, что с нею… Началось у ней в спальне… Мы чуть не задохнулись…

— А где же Николай? — спросил Борис Сергеевич.

— Он, верно, там, с той стороны…

Борис Сергеевич убедился, что делать ему здесь нечего. Он взял за руку Володю и поспешил в сад, к павильону.

В это время заря уже занялась, с каждой минутой становилось светлее и светлее. Они побежали по знакомым дорожкам… И вот они у большого павильона. Они заметили множество наваленных узлов, заметили нескольких ревущих благим матом горничных. Они вбежали в павильон.

Большая круглая зала, где в прежние времена давались иногда летом балы, была в страшном беспорядке. Тут собралось все семейство. На диване лежала Катерина Михайловна и стонала. Рядом с нею сидела Наташа. Потом Мари, дети, обе гувернантки. Дети плакали. Все, очевидно, совсем потеряли голову. Одна только Наташа более всех сохранила присутствие духа.