Бернард Корнуэлл - Песнь небесного меча

Я хорошо запомнил одного из просителей, явившихся тем утром. Тот пришел один, что было необычно, поскольку большинство людей приходили с друзьями и родственниками, чтобы те подтвердили истинность их претензий. Но этот человек явился один и все время пропускал остальных вперед. Он явно хотел поговорить со мной наедине, и я заподозрил, что тот собирается отнять у меня много времени. У меня появилось искушение закончить разбор дел, не дав ему аудиенции, но в конце концов я все же позволил ему высказаться — и он сделал это милосердно кратко.

— Бьорн тревожит покой там, где я живу, господин, — сказал он.

Тот стоял на коленях, и я видел лишь его спутанные пыльные волосы.

На мгновение я не понял, о чем речь.

— Бьорн? — требовательно переспросил я. — Какой такой Бьорн?

— Это тот, кто тревожит по ночам покой там, где я живу, господин.

— Датчанин? — в замешательстве спросил я.

— Он является из могилы, господин, — ответил этот человек.

И тут я понял, о чем он, и шикнул, чтобы священник, записывавший мои приговоры, не услышал лишнего.

Я запрокинул голову просителя и заглянул ему в лицо. Судя по его выговору, я решил, что он — сакс, но он мог быть и датчанином, в совершенстве говорившим на нашем языке. Потому я обратился к нему по-датски:

— Откуда ты пришел?

— Из потревоженных земель, господин, — ответил он тоже по-датски.

Но, судя по тому, как он калечил слова, он не был датчанином.

— Эти земли лежат по ту сторону пограничной дороги? — Я снова перешел на английский.

— Да, господин.

— И когда Бьорн снова потревожит тамошние земли?

— Послезавтра, господин. Он приходит после восхода луны.

— Тебя прислали, чтобы ты проводил меня туда?

— Да, господин.

Мы уехали на следующий день. Гизела хотела отправиться со мной, но я не позволил, потому что не совсем доверял тем, кто меня позвал. Вот почему я взял с собой шестерых людей: Финана, Клапу, Ситрика, Райпера, Эадрика и Кенвульфа. Трое последних были саксами, Клапа и Ситрик — датчанами, а Финан — вспыльчивым ирландцем, который командовал моим личным отрядом. И все шестеро дали мне клятву верности. Моя жизнь принадлежала им, так же, как их жизни — мне. Гизела же осталась за стенами Коккхэма, под охраной прочих моих воинов и фирда.

Мы ехали в кольчугах, при оружии. Сперва отправились на северо-запад, потому что Темез вздулся от зимних дождей и снега, и нам пришлось долго ехать вверх по течению, чтобы найти достаточно мелкий брод и переправиться на другой берег. Брод нашелся у Веленгафорда, еще одного бурга, и я заметил, что его земляные стены не закончены, а необработанное дерево для палисада гниет в грязи. Командир гарнизона, человек по имени Ослак, пожелал узнать, зачем мы переправляемся через реку. То было его правом, потому что он охранял эту часть границы между Уэссексом и беззаконной Мерсией. Я сказал, что из Коккхэма сбежал дезертир и мы полагаем — тот скрывается на северном берегу Темеза. Ослак поверил в нашу историю. Скоро она достигнет и ушей Альфреда.

Нас вел человек, который привез мне вызов от мертвеца. Его звали Хада, и он сказал, что служит датчанину Эйлафу, чье имение граничит с восточной стороной Веклингастрет. Это превращало Эйлафа в жителя Восточной Англии и подданного короля Гутрума.

— Эйлаф — христианин? — спросил я Хаду.

— Мы все христиане, господин, — ответил Хада. — Так пожелал король Гутрум.

— Итак, что же носит на шее Эйлаф?

— То же, что и ты, господин, — сказал Хада.

Я носил амулет в виде молота Тора, потому что не был христианином. Ответ Хады сказал мне, что Эйлаф, как и я, поклоняется древним богам, хотя и притворяется, будто верит в бога христиан, чтобы ублажить Гутрума. Я знавал Гутрума в те дни, когда тот возглавлял огромную армию, напавшую на Уэссекс, но теперь он старел; принял религию врага и, похоже, больше не хотел править всей Британией, довольствуясь обширными плодородными полями Восточной Англии — своего нынешнего королевства.

Однако в его землях жило много людей, которые были не так довольны сложившимся положением дел. Зигфрид, Эрик, Хэстен и, вероятно, Эйлаф — норвежцы и датчане, воины, приносившие жертву Тору и Одину — точили свои мечи и мечтали, как все северяне, о богатых землях Уэссекса.

Мы проехали через Мерсию, землю без короля, и я заметил, сколько там сожженных усадеб: о них напоминали лишь пятна запекшейся земли, где росли сорняки. Они душили и пахотную землю. На пастбища вторгались заросли орешника. Там, где все еще оставались люди, они жили в страхе и, завидев нас, бежали в леса или запирались за палисадами.