Константин Гурьев - Без срока давности

Тогда, заглянув к Сашке в Ростов по пути из Ярославля, Корсаков подробно пересказывал ему случившееся, и того сразу заинтересовало именно исчезновение папки.

— Говоришь, много лет лежала папка, о которой почти никто не знал, и вдруг, как только она оказалась у тебя, исчезла? Ну-ну.

Это «ну-ну» было андроновским знаком. С помощью этого «ну-ну» он доводил до истерического состояния многих старших по званию, которые никак не могли понять, как ухитряется этот сержант увидеть слабые места в их расчетах и замыслах.

— Этот дед ее у тебя и спер, точно! — убежденно сказал, как отрезал, Андронов, и все сомнения, которые еще были у Корсакова, исчезли.

И сейчас, по реакции Дружникова, он лишний раз убедился, что Санька был прав.

Но Дружников, накрывая на стол, все-таки огорчился:

— Значит, догадались?

— Просто перебрал все варианты, и осталось два: или я сам у себя спер папку, или вы. Ну, сами посудите, на кого оставалось грешить? — постарался успокоить незваного гостя Корсаков.

— Вы садитесь, садитесь, будем завтракать, — предложил Дружников, но и сам не выдержал. — А мне-то зачем было ее забирать? Я ведь сам ее вам отдал несколькими часами раньше. Мог бы просто спрятать, выкинуть, уничтожить.

— Нет, Феликс Александрович, не могли бы. Я только потом допер, что в папке этой ничего о документах-то и не было. Вы ведь сумели только собрать воспоминания тех, кто имел хоть какое-то отношение к «заговору Ягоды». И работали вы только с теми, кто вам хорошо был знаком. Это и понятно. Чекисты — народ дисциплинированный, так сказать, корпоративный. Стараются помочь своим, если не нарушают этим служебные обязанности. А вот со второй частью уравнения, с теми, кто занимался подземными коммуникациями и подготовкой непосредственных исполнителей, вам было сложнее.

Вам нечего было им предъявить! А на вопросы «Когда и кому вы передали свои записи?» — они вам не отвечали, и заставить их вы не могли. Вы же старались все делать тихо, не привлекая внимания, и задерживать этих людей было нельзя. А беспредел с похищением и пытками вам по какой-то причине не подходил. Вы ведь толком и не знали, кого и о чем надо спрашивать. А попадать впросак вашей корпорации неудобно и смешно. Вот вы и воспользовались предложением Житникова, подогрели мою заинтересованность и сели мне на хвост.

Насчет роли Житникова тоже была идея Сашкина, и, глядя на Дружникова, Игорь понял: снова попал в яблочко!

Правда, Дружников пытался сопротивляться:

— Да зачем нам у вас на хвосте сидеть? Вы и так от нас не очень прятались.

— Вообще-то, удивительно, что вы вели себя так открыто.

— А чего нам было бояться?

Корсаков не спеша приготовил бутерброд, наполнил чашку кофе.

— И это я понял не сразу. Я ведь поначалу воспринимал вас и Зеленина как членов единого сообщества. А вы — разные поколения. Как бы трудно вам, вашему поколению ни приходилось, но на краю жизни вы не были и в лагерях не сидели. Ментальность у вас другая.

Корсаков замолчал. Он вспомнил письмо Нагатина и будто бы снова ощутил искреннюю тревогу человека, который боится не успеть сделать то, что считает своим Долгом.

— Вам, вашей группе, бояться нечего потому, что вы были знакомы с проблемой абстрактно, через документы. Поколение Зеленина знало ее вплотную, в реальности. Фамилий мне открыть не удалось, но были у поколения вашего отца серьезные противники, которые ни в чем им не уступали. И, попадись им в руки материалы Ягоды, неизвестно, как бы все повернулось.

— И что?

— И то, что работать им приходилось почти в подполье. Конкуренты могли пронюхать и опередить.

— Думаете, смогли бы?

— Не думаю — знаю. Эти люди ни перед чем не остановятся. Даже сейчас, за несколько дней, пока я занимался поисками, появилось несколько трупов, а представляете, сколько человек за эти десятилетия было уничтожено? И за что? За то, что прикоснулись к какой-то легенде?

Повисло тягостное молчание, которое прервал Дружников:

— Получилось так, Игорь, что я волей-неволей вас во все это втянул, и прошу за это прощения. Вы правы, у нас не было лучшего варианта, чем вы. Но должен вам сказать, что вы все время были под присмотром.

— Под присмотром?

— Ну, конечно! Вы разве не поняли, что такую роль на похоронах отца вам отвели лишь для того, чтобы и люди могли вас увидеть.

— Вы даже смерть отца использовали в свою пользу!

— Не в свою пользу, а на пользу дела!

Голос Дружникова звякнул медью литавров и сразу смягчился: