Юрий Вронский - Юрьевская прорубь

Гоняют голубей… Соглядатай из Пскова говорил, что голубь, принесший во Псков письмо с сообщением о планах фон дер Борха, отправлен не иначе, как из Русского конца, хотя письмо и написано по-немецки… Что ж, возможно даже, что письмо было послано из того именно дома, где живёт дружок Мартина. Но смешно предполагать, что русские посвятили в свои тайны немецкого мальчишку и вот теперь он боится, как бы это не открылось. Так можно пойти дальше и предположить, что они с какой-то загадочной целью поручили именно ему написать это письмо во Псков!

Трясогов усмехнулся. Всё это чепуха, конечно, но, как бы то ни было, у Мартина есть своя, тайная жизнь, связанная с русскими, и необходимо, чтобы тайное стало явным. Однако не следует торопиться, дабы не допустить оплошности, как в прошлый раз, когда возникли ложные подозрения относительно младшего приказчика.

На следующий день судьба послала Трясоголову улику — вещественное доказательство чересчур тесной дружбы его внука с русскими: служанка во время уборки извекла из-под кровати Мартина коньки. Они были явно русской и притом превосходной художественной работы. Такие коньки задаром не дадут, Трясоголов был убеждён в этом. Его жгло тревожное любопытство: за какие такие услуги получил их Мартин?

После обеда мальчик, как обычно, стоял в столовой, глядя в Библию. Но взгляд его был тупо неподвижен. Он вздрогнул, когда служанка окликнула его, однако не проявил удивления, узнав, что дедушка зовёт его в спальню. Он вяло поднялся по скрипучей лестнице и, войдя в спальню, остановился у двери с равнодушно-вопросительным видом. Дедушка сидел на стуле возле кровати Мартина и пригласил его сесть рядом.

— Я хотел поговорить с тобой начистоту, — начал дедушка. — Залог хорошего будущего в правильном прошлом. Неисправленные ошибки прошлого могут жестоко отомстить в будущем.

Мартин молчал, устремив взор куда-то вдаль.

— Я знаю, что ты ходишь в Русский конец…

Трясоголов жадно впился глазами в лицо внука, но тот по-прежнему глядел, не моргая, в какую-то невидимую Трясоголову даль. Его слова не произвели на внука никакого впечатления. Трясоголов был озадачен, но продолжал, несколько смягчив голос:

— Ты дружишь с русским мальчиком по имени Николка… Мартин молчал.

— Разве мало кругом сыновей почтенных бюргеров? Мартин молчал.

— Чем тебе так понравился этот русский мальчик? Мартин молчал.

— Ты нынешней ночью звал его во сне, уговаривал куда-то улететь… дети часто во сне летают… что тебе снилось?

Мартин ощутил холодное прикосновение опасности, словно к сердцу его приложили плашмя лезвие ножа. Он сказал:

— Я не помню.

От внимания старика не ускользнуло, что в его внуке что-то шевельнулось. Тогда Трясоголов решил пустить в ход главный козырь. Он достал из-под кровати коньки и спросил:

— Что это такое?

— Коньки, — спокойно ответил Мартин.

Если бы Мартину две недели тому назад сказали, что он очень скоро забудет о коньках, он бы ни за что не поверил. А ведь сейчас, когда дедушка полез под кровать, Мартин даже не сразу вспомнил, что там лежит. Неужели ещё совсем недавно Мартин думал о них день и ночь?

— Откуда у тебя коньки?

— Мне их отковал Николкин отец.

— Что он за это от тебя потребовал?

— Ничего.

— За что же он тебе подарил их?

— Ни за что. Просто так.

— Не лги мне, Мартин.

Мартин не ответил.

Трясоголов видел, что главный козырь ничего не дал. Но ведь не могло же и вправду быть такое, чтобы русский кузнец ни за что ни про что отковал великолепные коньки немецкому мальчишке? И вдруг у Трясоголова мелькнула мысль, от которой его прошиб холодный пот: уж не окрестили ли русские Мартина тайно в свою веру? Старик спросил, стараясь скрыть волнение:

— Он подарил тебе их как крёстный отец?

Мартин с удивлением взглянул на дедушку. Это было опять то самое удивление, которое Трясоголов уже видел однажды осенью, когда спросил Мартина, куда его посылал младший приказчик.

Трясоголов израсходовал запас ловушек и не достиг никакого успеха. Тогда он начал умолять Мартина открыться ему. Голос его звучал печально и ласково.

— Милый Мартин, ты у меня один на всём свете — не мудрено, что я тревожусь о твоей судьбе. Ты у меня один, но ведь и у тебя никого, кроме меня, нет…

Дедушка никогда ещё так не разговаривал с внуком. Сперва Мартин насторожился, но вскоре в нём проснулась жалость — и к дедушке, и к самому себе. А дедушка продолжал:

— Я вижу, что в последнее время что-то гнетёт тебя. И мне очень горько, что ты от меня таишься. Если ты совершил ошибку, кто, кроме меня, поможет тебе исправить её?