Михаил Каратеев - Русь и Орда

— Что она любит тебя, князь. И вот подумай теперь, каково ей сидеть и ожидать, что всякую минуту к Чимтаю может явиться ненавистный ей Хисар-мурза и получить ее в жены, пока ты ходишь по берегу озера и вздыхаешь!

— Она сама тебе сказала, что любит меня?

— Ничего она мне не говорила. Но я женщина, и у меня, благодарение Аллаху, глаза на месте.

— И ты уверена, что не ошибаешься?

— Так же уверена, как и в том, что говорю сейчас с самым недогадливым мужчиной, из-за которого даже обидно будет получить нагоняй от мужа, если он нас увидит!

— Ты все шутишь, ханум! А что же мне теперь делать?

— Это уж тебе виднее. Можешь поплакать вместе с Фейзулой над ее горькой долей или предложить себя в няньки ее детей от Хисара.

— Да брось ты свои насмешки, ханум! Скажи лучше, отдаст ее за меня хан Чимтай, ежели я посватаюсь?

— Думаю, что отдаст, если ты опередишь Хисара и если Фейзула скажет, что тебя любит. Но надо действовать быстро: у Хисара-мурзы глаза позорче твоих. Он наверняка уже кое-что заметил.

— Погоди… ведь сперва надобно с нею поговорить. Нельзя же прямо идти к Чимтаю… Сегодня после обеда назначено последнее собрание курултая. Мне там делать нечего, а ханы пойдут все, и Хисар-мурза тоже. Самое время для нашей встречи. Ты мне вызовешь Фейзулу на берег озера?

— Вызову, князь. Вот теперь я начинаю чувствовать, что говорю с мужчиной.

— Ладно, ханум. Скажи ей, что буду ждать на том самом месте, где мы с нею уже встречались.

— И больше ничего не говорить?

— Еще скажи, что уже веет ветер, который без следа разгонит все тучи… Впрочем, не говори ничего, я сам скажу! Только придет ли она?

— В том положись на меня, князь. Придет.

— И ты думаешь, все обойдется, как надо?

— Аллах милостив, но он не любит тех, кто в этом сомневается. Дело в твоих руках, князь.

— Ну, тогда прощай, ханум Кичик! Спаси тебя Аллах за все!

И Василий поспешно зашагал к своему шатру.

— Женюсь, Никитушка! — без всяких предисловий объявил Василий, входя в шатер, где в это время Никита, сидя на обрубке дерева, чинил уздечку.

— На Фейзуле? — спросил Никита, поднимая голову, но не обнаруживая никаких признаков удивления. — Уже и сговорились?

— На ней, — ответил озадаченный Василий, рассчитывавший ошеломить друга этим известием. — А ты как догадался?

— Да нешто я слепой или тебя не знаю, Василей Пантелеевич? Ты бы и так перед нею едва ли устоял, а тут еще целый год других баб не видел.

— Ну и что ты скажешь?

— Да что ж тут говорить? Видать, девушка она хорошая, собою красавица, к тому же еще и царского роду. За такую княгиню не стыдно будет ни в Карачеве, ни в Брянске. Мне она, к примеру, куда более глянется, нежели Ольга Юрьевна Муромская.

— А ничего, что она татарка?

— Да что ж с того? Мало ли русских князей на татарках женилось? Сам великий князь московский, Юрий Данилович, на Узбековой сестре был женат. А ярославский князь, Федор Ростиславич! А суздальский, Михайло Андреевич! А Глеб Васильевич Белозерский! Его жену-татарку, во святом крещении нареченную Феодорой, вся Русь оплакивала, как она преставилась. Ныне, слыхать, Церковь наша ее к лику святых сопричислить хочет. А сколько одних ростовских князей на татарках переженилось! А у холмских, у городецких, у стародубских нешто того не бывало? Да всех и не переберешь!

— Стало быть, одобряешь?

— Да жениться тебе ведь надобно, Василей Пантелеевич, не век же бобылем станешь жить! А до русских невест кто еще знает, когда мы доберемся. К тому же тебе сейчас много сподручнее взять за себя ордынскую царевну: в твоем деле немалую вагу [144] Вага — вес, важность, значение. будет иметь родство с татарскими ханами!