Князь представил известный валун с контуром соколиной головы на боку, у которого сам не раз бывал по молодости и не нашел в себе твердости поддержать попа.
— Зря ты так уж сердишься, брат мой. Этому валуну сотни лет, может быть. И ведь, ты знаешь, он и, правда, помогает. Матушку мою от лихорадки избавил, когда она водицей на камне освященной облилась. Да и другим тоже.
— Не по христиански это, — протоиерей упрямо наклонил голову. — Все камни и капища — от дьявола. Запретить надо.
— Да как же я запрещу? Меня никто и не послушает. И взбунтовать могут. Одно дело — к христианству их привечать, другое дело к святому валуну, который для них и тебя и меня вместе взятых более уважаем будет, ходить запретить. Не выйдет. Все равно пойдут. Только вред греческой вере нанесем. С горяча-то такие дела не делаются. Надо чтобы попривыкли, потом как-нибудь, может, и сладим.
Никифор недовольно тряхнул чернявыми редкими кудряшками, окружившими проплешину на затылке:
— Не то ты, князь, говоришь. И за истинную веру слабо болеешь. Не всей душой.
— Это я-то не всей душой? А кто книги для тебя несколько сроков собирал по всем сундукам? С народом перессорился? Не я ли?
— То книги, а то дела. Почто Коломны щадишь? Там язычники — враги наши оплот себе свили, недавно настоятеля позорно выставили, а ты как будто не видишь. А?
Князь помрачнел и поднялся. Подошел к окну и ответил, не оглядываясь:
— Коломнами по осени займусь. Вот урожай соберут, в казну долю отмерят, тогда и пойду на них.
— Все выгоду ищешь, князь? В истине нет выгоды, там только правда. И правда эта говорит о том, что ты плохой христианин.
Князь резко обернулся:
— А что ты будешь есть зимой, если я не дам им урожай собрать? Небось, без хлеба за стол не садишься? А подумал ли ты, гречанин, в тот момент, когда им рот набиваешь, о том, что его язычники поганые вырастили, которых ты за людей не считаешь? Не погано такой хлебушек есть-то? А горожане, — он кинул руку в сторону городских улочек, — если я все наши села, где язычники поганые живут, а они везде, почитай, живут, в пожарища обращу, голодом сидеть будут? Станут голодные с меня же первого спросят. И на спрос этот кровью отвечать придется. И мне и тебе. Как ты не понимаешь?
— Князь разгоряченный замолчал, а протоиерей медленно поднялся:
— Не пойдешь, значит, на Коломны?
— Пойду, но осенью.
Никифор метнул на князя злобный взгляд и, гневно мотнув рясою, быстро вышел из палаты.
Сейчас князь снова переживал тот разговор и мучился сомнениями — правильно ли поступил, что обидел священника. Может, надо было послушать его? Леший с ним, с урожаем, если эти язычники так уже Никофору поперек горла встали. Не пропадем с Божьей помощью, — князь отвел коленом мягкую ветку лещины и, придержав, обрубил ее кинжалом, — ну, да что теперь расстраиваться. Сказанного не воротишь, а да осени подождать все равно надо, так правильно будет. Никуда попы не денутся, потерпят.
Выждав момент, когда тропинка расширилась, вмещая двух всадников рядом, Бронислав подъехал к князю и поехал рядом, почти касаясь его стремени. Тот повернулся к другу:
— Ну, Броник, как тебе рарог?
— Хороший будет рубака, — Бронислав улыбнулся в широкие усы, — уже не пустые возвращаемся.
— То верно. Хорошую птицу твои люди воспитали, а опыт — дело наживное.
Низкий лапник перегородил дорогу, соратник князя выехал вперед и приподнял упругие ветки, пропуская Владислава. Князь пригнулся и поблагодарил Броника. Тот снова пристроился рядом.
— Княже, — начал он медленно, — тут такое дело…
Владислав подбодрил друга:
— Говори уже, что там у тебя? Вижу же, не просто так мне ветки поднимаешь.
Бронислав вопреки обыкновению не улыбнулся на шутку князя. Он вздохнул, начиная непростой разговор:
— Никифор, слышал я, собирается с твоей дружиной в Коломны наведаться.
Князь быстро глянул в сторону друга:
— Ну, собирается, так не сейчас же.
— Не надо бы туда ходить.
Владислав нахмурился:
— Ты что же это, язычников поганых пожалел?
Бронислав на миг отвел глаза и тут же вернул прямой взгляд к лицу друга.
— Ты меня, Владик, не первый день знаешь. Я за тебя горой в любом твоем деле. Особливо, если оно на пользу земле нашей.
— А это, значит, не на пользу, по-твоему?
Бронислав уперто тряхнул широкой бородой:
— Я ходить вокруг да около не умею. Не на пользу Руси убийство русичей и княжеству убыток прямой. Поскольку с дыма берем. А после нашей дружины в деревнях одни пожарища остаются. А с них ты ничего не возьмешь, хоть утрудись.
Читать дальше