Виталий Познин - Двойник Цезаря

— Тут ты, пожалуй, права, согласился Саллюстий. Его действительно многие предупреждали о возможном покушении… И у меня тоже было впечатление, что он сам шел навстречу гибели. Надо сказать, Юлий часто говаривал, что хотел бы умереть внезапно, не дожидаясь старости…

— Так вот, когда Цезарю доложили о готовящемся на него покушении, в его изобретательном мозгу возник фантастический план подставить вместо себя двойника.

Саллюстий мелко потряс головой из стороны в сторону, изображая крайнюю степень непонимания и недоумения.

— Да, у него был двойник, продолжала Семпрония. — Это был раб, точнее вольноотпущенник, грек по происхождению, необычайно похожий на Юлия. Ты ведь знаешь, что у многих царей, начиная с Рэма-Ромула были двойники. А сегодня есть двойник у Августа. Рассказывают, из-за этого двойника Антоний и потерпел поражение в Египте. Когда он ворвался на корабль, в котором должен был быть Август, то сразу наткнулся на него и сразил своим мечом. И тут же увидел настоящего Августа в окружении охраны. Антоний ретировался в ужасе с горящего корабля, наверное, решив, что у Август десять жизней или что он сходит с ума…

— Ну, хорошо, а причем тут Цезарь?

— Цезарь тоже использовал двойника, чтобы понять, откуда ему ждать опасность. Он не раз выпускал его вместо себя проехаться в носилках по Риму, и никто никогда не обнаруживал подмены… О существовании двойника знало считанное число самых доверенных лиц, включая моего сына Децима Альбина Брута. Цезарь полностью доверял ему, зная, что Альбин предан ему до конца, потому что тот не раз доказал это и в бою, и в мирное время…

— Ну, он точно так же был уверен, что и Марк Брут никогда его не предаст. Ведь тот был сыном женщины, которую Юлий искренне и глубоко любил. Поговаривали даже, что это его внебрачный сын.

— Это были всего лишь досужие слухи. На деле там все было гораздо сложнее. Марка и его мать всегда связывали какие-то странные отношения. Сервилия не любила своего первого мужа, вышла за него по настоянию родителей, и когда у нее родился первый и единственный сын, она всю свою нерастраченную ласку и нежность перенесла на него, на сына. Это бывает у женщин, которым мало приятны их собственные мужья, особенно если эти нелюбимые мужья постоянно надоедают им своими ласками. Тогда женщина делает вид, что она очень занята ребенком и ей не до нежностей. И Марк, который с раннего детства постоянно был при матери, тоже был к ней привязан гораздо сильнее, чем это обычно бывает. Когда же муж Сервилии погиб, я подозреваю, что бедолага и на войну постоянно отправлялся, будучи не в силах выносить отчуждение жены, его место занял Цезарь. И если даже к родному отцу Марк испытывал полувраждебное чувство, то можно себе представить, что он ощущал по отношению к чужому мужчине, спавшему с его матерью. Так что на его решении возглавить толпу этих безумцев, я думаю, повлияли не только политические мотивы.

— Ну, хорошо, и что, по твоей версии, было дальше?

— В тот день, когда было намечено покушение, Цезарь сказался больным. Это страшно перепугало заговорщиков. Они не без основания опасались, что диктатору стало известно об их намерениях… А дальше произошло следующее. Мой сын, которому заговорщики полностью доверяли, считая его своим, вызвался привести Цезаря в курию. Он пришел к Юлию, и они вместе обрядили двойника Цезаря, после чего Децим [27] Еще раз напомним, что в завещании Цезаря в числе его правонаследников стояло и имя Децима Альбина Брута (не путать с его родственником Марком Брутом, главой заговора против Цезаря), являвшегося сыном очень подробно описанной в произведении Саллюстия загадочной Семпронии. ( Прим. автора ). отправился вместе с ним в сенат. Что произошло потом, ты видел своими глазами.

— Именно поэтому я не верю не единому твоему слову, сказал Саллюстий. — Я действительно собственными глазами видел мертвого Юлия Цезаря. А позже я стоял рядом с погребальным столом, на котором лежало бездыханное тело Цезаря, прежде чем его предали огню.

— Ты видел не его. Это был другой человек, очень на него похожий и к тому же настолько изуродованный во время убийства, что трудно было понять, кто лежит в луже крови, а потом на смертном одре. Да и кому тогда могло придти в голову сомневаться, Цезарь это или не Цезарь?

Саллюстий молчал, продолжая пристально смотреть на женщину, будто пытался определить, не лишилась ли она рассудка.

— Подожди, подожди, вымолвил он, наконец. Даже если поверить твоей легенде, что мне трудно сделать, то все равно концы с концами не сходятся. Ну, представь: а вдруг покушение по каким-то причинам не состоялось? Как бы выглядел тогда Цезарь? Нет, нет, это все досужий вымысел и фантазия.