Алексей Кирносов - Ни дня без победы! Повесть о маршале Говорове

— Среди этой публики ожидаются наши старые знакомые, — сказал Говоров начальнику артиллерии Одинцову. — Своих лиц они нам, правда, не показали, но дела их и характеры мы хорошо знаем.

— Неужели сдастся Фишер, который командовал осадной артиллерией восемнадцатой армии? — спросил с удивлением Георгий Федотович. — Этому лучше бы застрелиться.

— Застрелился командир пятидесятого армейского корпуса генерал Боденхаузен, — сказал Говоров. — А Фишер оказался слабоват. Сдался. Евстигнеев докладывал, что сдались командиры специальных осадных групп Бауэрмайстер и Томашки. Сдался хорошо известный нам генерал Ферч. Имеется возможность познакомиться с ними лично, товарищ Одинцов.

— Избавьте от такого знакомства, товарищ командующий, — отказался Георгий Федотович. — Боюсь, зачешется кулак…

Пальцы его тяжёлой руки непроизвольно сжались.

Всего сдалось 189 тысяч солдат и офицеров да плюс сорок два генерала.

Русский солдат понимал в немце прежде всего такого же трудящегося человека, которого насильно оторвали от своего дела, принудили взять оружие, послали в чужие края и заставили творить дела преступные, ему самому гадкие.

Советский солдат мог мстить на поле боя. Но карать безоружного, сдавшегося противника ему не позволяла совесть.

В плену немцы стали понимать, что они такие же люди, как французы, англичане, чехи, поляки, русские. Простые люди, а не фашистские «сверхчеловеки»…

Говоров не раз повторял свои слова о достойном обращении с пленными.

Дел было много, а самому Леониду Александровичу приходилось плохо в те дни. Резко ухудшилось состояние здоровья. Разыгралась приобретённая во время блокады гипертония. Часто болела голова и грудь зажимало, будто тисками. Приходилось пить таблетки, а эта химия помогает лишь на короткое время, не излечивая болезнь, а загоняя её внутрь до следующего трудного часа.

В тайне от Говорова его телефоны на ночь переключали на кабинет начальника штаба фронта Маркиана Михайловича Попова, чтобы дать маршалу провести в покое священное солдатское время от отбоя до подъёма. Узнав о такой уловке, Леонид Александрович запретил её и сказал:

— Наивные люди… Если бы можно было отключить мозг!

Несмотря на болезнь, Говоров лично допрашивал фашистских генералов — он знал немецкий язык и с 1932 года имел звание военного переводчика.

Леонид Александрович спросил у генерала Ферча:

— Вы убедились в пагубности всяких походов на Россию?

— О да, господин маршал! — решительно и, надо думать, вполне искренне ответил Ферч.

— Значит, вы расстались с мечтой о присвоении каких-либо «пространств» на Востоке?

Ферч заговорил медленно, подбирая слова:

— Даже когда мы, немцы, поднимемся и вновь станем государством… даже если так будет… не только себе, но и детям, внукам своим запрещу думать о каких-либо походах за «русским пространством»!

«Мало увидеть взорванные укрепления врага и технику, перевёрнутую вверх колёсами. Это — торжество силы. Не наказав, а именно доказав , ты можешь быть спокойным, что надолго умолк грохот твоей артиллерии, в стране наступила мирная, долгая тишина», — думал Леонид Александрович Говоров, стоя у окна своего кабинета и скользя рассредоточенным взором по островерхим крышам литовских домиков, по зацветающим веткам черёмухи, по розоватым слоистым облакам, заменившим на лазури балтийского неба чёрно-багровые тучи бризантного дыма.

Было утро 17 мая 1945 года.

Говоров только что доложил Ставке Верховного Главнокомандующего, что весь Курляндский полуостров очищен от противника.

Вся Родина очищена от противника.

Точку в конце войны поставил Ленинградский фронт.

После войны Леонида Александровича назначили начальником высших военных учебных заведений. Одновременно он был главным инспектором Вооружённых Сил СССР.

Порой людям с большими возможностями, искренним и кристально добросовестным приходится взваливать на себя лишнюю нагрузку, трудиться больше, чем позволяют физические силы организма. И нередко им приходится умирать раньше срока, не завершив задуманных дел, не дожив жизнь.

Во время ленинградской блокады Леонид Александрович, в постоянной напряжённости ума и воли, перетрудил сердце и заболел тяжёлой гипертонической болезнью. Ему бы после войны пощадить сердце, снять чрезмерную нагрузку, но Говоров не давал себе такого права и заглушал боль лекарствами. Работа — главное, забота о здоровье — потом, когда сделана будет работа. Но когда потом? Когда наступит свободное время у человека, который постоянно нужен своей стране, её армии, её народу, избравшему его депутатом Верховного Совета? Никогда не кончаются у него важные дела.