Алексей Кирносов - Ни дня без победы! Повесть о маршале Говорове

— Отлично! — ответил Говоров. — Это нам и нужно. Пусть поворачивают силы на северо-запад… Ваши разведчики докладывают вам о погоде, Пётр Петрович?

— Докладывают и о погоде, — удивлённо пожал плечами генерал Евстигнеев. — Сейчас донесли, что начинается метель.

— Вот это скверно, — огорчился Говоров. — Артиллерия сопровождения будет отставать от пехоты.

— Мои разведчики докладывают мне и о настроении людей, — сказал Евстигнеев. — Такой подъём духа в войсках, что способны драться и без артиллерии, и без танков, и без авиации!

Леонид Александрович укоризненно взглянул на главного разведчика:

— Могут… Выматывая силы и неся громадные потери. Я со святым уважением отношусь к подвигу солдата, в критический момент бросающегося под танк со связкой гранат. Но за этим подвигом я вижу преступление определённого офицера, не уничтожившего этот танк с помощью артиллерии. Жизнь дороже всего. — Он вызвал звонком капитана Романова. — Александр Васильевич, отправьте сейчас же телефонограмму Федюнинскому. Запишите текст: «Приказываю не допускать отрыва пехоты от танков и артиллерии сопровождения. Приказ довести до сведения командиров подразделений».

Отпустив адъютанта, Говоров спросил:

— Напомните, сколько огневых точек врага не были подавлены нашей артиллерией?

— Тридцать две, — ответил начальник разведки. — Доставили же они нам хлопот…

— Значит, время артиллерийской подготовки надо увеличить, а огневой вал углубить. Где сейчас дивизии генерала Симоняка?

— На подходе к Пулкову, товарищ командующий, — сказал начальник разведки Пётр Петрович Евстигнеев.

Он всегда знал всё.

Ночь на пятнадцатое января была в Ленинграде морозной и туманной, но метель до города ещё не добралась. По улицам двигался гвардейский корпус. Своего командира, генерала Николая Павловича Симоняка, солдаты за отвагу и удаль, за великую заботу о рядовых бойцах и крепкую память на лица называли «батькой». Николай Павлович в лихо сдвинутой на затылок кубанке тоже шагал пешком с солдатами.

А в пятой роте 19-го гвардейского полка, в третьей шеренге шагал восемнадцатилетний солдат Ваня Куликов и думал: неужели маршрут движения пройдёт по его родной улице?

В сорок первом году отец ушёл на фронт, а Ваню по молодости лет не взяли, хоть он и доказывал, что большой и сильный, воевать вполне может. В сорок третьем пришло извещение о том, что отец погиб под Пулковом. С этой горькой бумагой Ваня снова пришёл в военкомат. Военный комиссар, сам весь израненный и без руки, с печалью прочитал известие о гибели солдата Куликова.

— Возьмите меня вместо отца, — сказал Ваня.

— Восемнадцать уже исполнилось?

— Конечно исполнилось… через три месяца, — сказал Ваня.

— Будь по-твоему, — решил комиссар. — Иди воюй. Замени отца в боевых рядах.

Ваню направили на левый фланг фронта, под Синявино. Он воевал и помнил: захватчики и убийцы, закопавшиеся в нашу землю, убили отца. Страха не испытывал и воевал умно, прицеливаясь без суеты. В одном бою Ваня получил рану в левую руку, но из боя не вышел и продолжал стрелять — правая-то была целой. Хотели послать его в госпиталь, но Ваня отказался, обошёлся перевязкой при части.

Бойцы генерала Симоняка не любили госпиталей. Мало ли куда могут отправить после излечения! А вдруг не к «батьке»? Всеми правдами и неправдами старались раненые не попасть в госпиталь, а если уж их туда, лишённых сознания, относили, сбегали из госпиталя, слегка подлечившись, и своими силами добирались до родного полка. Получалось, что у Симоняка процент солдат, имеющих ранения, много больше, чем в других частях армии.

Но Николай Павлович не огорчался.

— За битого я и трёх небитых отдам, — говорил он. — Раненый солдат, вылечившись, воюет умнее целого, под пули зря не лезет и стреляет злее.

Ваня сумел убедить командира, что рана пустяковая и вылечится при полку.

…И вот полк идёт по Ленинграду. В самом деле, передние ряды полка сворачивают на его родную улицу. Идёт по ней первая рота, вторая, третья… Показался угол дома, в котором восемнадцать лет назад родился Ваня. Сейчас там одиноко живёт мама. Она даже не знает, что сын идёт мимо родного дома… И тут перестал Ваня Куликов, обстрелянный и награждённый боец, быть стойким солдатом. Гулко заколотилось в груди сердце.

Жалобным голосом попросился он у командира роты:

— Товарищ старший лейтенант, можно домой забежать? Он вот он… Там у меня мама одна. Я на минутку! Обниму маму и выскочу сейчас же!