Игорь Генералов - В тени славы предков

Во дворе становилось шумнее. Пришли обиженные гости, привели в кровь избитых парней (хорошо, что с оружием на торг не пускали, не то убили бы) вместе с видоками, видевшими убийство, пришли также простые зеваки и искатели правды. Властимира решительно влезла в тяжёлый саян [105] Саян — распашной сарафан. , поданный сенной девкой, вышла к людям на красное крыльцо. За ней встали Сигурд и Олав, оба хмурые и напряжённые.

Посадница выслушала жалобщиков, нетерпеливо повела головой в двурогой кике, останавливая начинавшееся гудение собравшихся. Молвила твёрдо, заранее подавив всяческие возражения:

— До прибытия посадника Твердислава Олав из Вика остаётся под защитой посадничьего дома. Решением посадника Олав будет передан на суд князя Владимира!

Сказала и подумала, что и впрямь хорошо, что Твердислава дома нет, не то предал бы в гневе молодого северянина суду, а потом, отошедши, жалел бы. А так и у Добрыни, дядьки Владимира, время есть. Тот десять дум передумает и надумает вперёд на десять шагов, а так сложится, если нужен ему Олав в будущем (а не нужен и быть не может — конунгов сын всё-таки!), то и вирой только обойдутся. Властимира смотрела на северянина, копаясь в себе и находя, что по-матерински жалеет его, потому и пытается спасти, да и Клеркон, по сказкам, тот ещё змей. Послано уже к Добрыне с просьбой прибыть в посадничий дом. Через несколько дней в народе заговорят уже наразно: то ли напал Олав, то ли защищался; купец, чьим ножом был пронзён Клеркон, уже, кажется, сам поверил, что эст пытался зарубить северянина топором. Оказалось, что родни у Клеркона нет и мстить за него никто не будет, а его люди, видя, как поворачивается дело, рады были получить виру.

Бог наградил киевского наместника в Новгороде Добрыню умом и телесной силой. Богатырской стати, он мог одним ударом пудового кулака свалить с ног годовалого бычка. Когда сюда пришёл (пятнадцать лет уж минуло!), поначалу с недоверием и осторожностью отнеслись к нему новгородцы, и было от чего: на мытных дворах торговые гости украдкой провозили товар, и новгородцы об этом знали. Примерно такое же мошенничество, благодаря которому серебро шло мимо великокняжеской казны, происходило с повозным и лодейным. Добрыня присматривался, не спеша в выводах. И верно: у новгородцев был свой расчёт: привлечь стремящегося разбогатеть торгового гостя, переманить деловых людей из Ладоги, что трудно было бы объяснить в далёком Киеве. Город рос, стремительно догоняя Ладогу. Хлеб, что шёл с низовских земель, благодаря Киеву, был дешевле, чем в Ладоге, в остальном же цены были похожи, дабы совсем не злить ладожан. И злые языки наветничали Ольге про новгородские хитрости, но обо всём этом узнавал Добрыня, сестра которого была наложницей князя Святослава, и мог вовремя шепнуть посаднику о поре увеличения даней, чтобы задобрить княгиню. Видя, что Добрыня не мешает, старательно вникает в дела, не величается и вообще в целом на их стороне, ему полностью доверились, приняв за своего. Не повернись судьба иначе, княжить бы Добрыне в древлянских землях вместо отца своего Амала. Нет-нет, да приходила мысль, что мог бы он и сам править, свои законы устанавливать, что и как бы сделал, мечтал себя в думе княжей на резном высоком стольце, в дорогих, царьградского бархата, портах, опашне соболином, с золотой цепью; бояр своих тоже представлял, что слушали, внимательно ловя каждое слово. Но не будет того, как и нет княжеской столицы Коростеня. Но справедливы Боги! Сын сестры его был от князя Святослава, и для него искали землю после смерти княгини Ольги, когда Святослав раздавал отпрыскам столы. Не в себе, так в племяннике своём Добрыня обретёт воплощение мечты. Новгородскую знать убедить в призвании князя оказалось делом плёвым: теперь свой князь из Игорева рода сам, без киевских тиунов, будет устанавливать мытное с повозным, лишь бы дань шла великому князю. Навсегда запомнил Добрыня те бешеные сборы и такой же бешеный путь в Киев с малым отдыхом и переменой коней — только бы успеть!

В Новгороде юному княжичу было у кого и чему поучиться: народ тут не только деловой, но и грамоту сызмальства учит, языки соседей торговых каждый купец да боярин, себя уважающий, знал. С десяти лет Добрыня брал Володьку на советы посадника с боярами, потом выспрашивал: во что вник, что думает.

Княжич, будучи по природе своей скрытным, иногда проявлял упрямый, яростный и подчас жестокий норов, такой, что ставил Добрыню в растерянность. Однажды посадский парень чем-то обидел юного князя. Затаив обиду, Володька стащил из дома древодельную секиру, в простых посконных портах, чтобы быть неприметным, пришёл ко двору обидчика и долгое время ждал, пока тот появится. Благо прохожие обратили внимание на парня, что зачем-то тщательно прятал топор под тряпицей. Когда Добрыня увещевал племянника, тот цедил сквозь зубы: «Всё одно расквитаюсь с ним!» Угрозами и уговорами удалось от Володьки добиться клятвы не причинять вреда парню. И подобных случаев, но меньших по замыслу, было множество.