Кристиан Жак - Битва при Кадеше

— Приведи его ко мне, я спешу.

Ливийский колдун, одетый в черное длинное платье, склонился перед Шенаром.

— Тебе придется переехать, Офир. Сегодня.

— Что происходит, господин?

— Тебя видели разговаривающим с Моисеем в Пи-Рамзесе.

— Меня точно описали?

— Непохоже, но следователи знают, что человек выдавал себя за архитектора и что он иноземец.

— Это слишком мало, господин. У меня дар оставаться незамеченным, когда это необходимо.

— Вы были неосторожны.

— Но было необходимо поговорить с Моисеем. Завтра мы, может быть, порадуемся этому.

— Рамзес в добром здравии вернулся из похода в наши провинции. Он хочет найти Моисея и знает теперь о вашем существовании. Если свидетели опознают вас, то вы будете арестованы и допрошены.

Улыбка Офира леденила душу Шенара.

— Вы считаете, что такого человека, как я, можно арестовать?

— Я опасаюсь, как бы вы ни совершили роковой ошибки.

— Какой?

— Доверитесь Роме.

— Почему вы считаете, что я ему доверяю?

— По вашему приказу он украл шаль Нефертари и кувшин с рыбой из Дома Жизни в Гелиополисе, необходимые для вашего колдовства.

— Прекрасные рассуждения, господин Шенар, но в них кроется одна маленькая неточность. Роме, действительно, украл шаль Нефертари, а один из его друзей — возница из Мемфиса — занялся кувшином.

— Возница… А если он проговорится?

— Этот несчастный умер от сердечного приступа.

— Смерть… была естественной?

— Всякая смерть в конце концов становится естественной, господин Шенар, когда сердце перестает стучать.

— Остается толстяк Роме… Серраманна убежден в его виновности и не прекращает следить за ним. Если Роме заговорит, он выдаст вас. Колдунов, покушающихся на царственную особу, ожидает казнь.

Офир не переставал улыбаться.

— Пройдемте в мою лабораторию.

Большая комната была заполнена папирусами, кусочками исписанной слоновой кости, веревочками, чашками, содержащими цветную жидкость. Все было разложено в абсолютном порядке, чувствовался приятный запах ладана. Помещение больше походило на мастерскую ремесленника или комнату аккуратного писаря, чем на логово колдуна черной магии.

Офир вытянул руку над медным зеркалом на треножнике. Затем он налил туда воды и попросил Шенара подойти поближе.

Мало-помалу в зеркале появилось лицо.

— Роме! — воскликнул Шенар.

— Управляющий Рамзеса — добрый малый, — сказал Офир, — но он слаб, жаден и легко поддается влиянию. Не надо быть великим магом, чтобы околдовать его. Совершенная им кража гложет его изнутри, как кислота.

— Если Рамзес допросит его, он проговорится!

— Нет, господин Шенар.

Левой рукой Офир очертил круг над зеркалом. Вода закипела, а медь покрылась трещинами.

Пораженный Шенар отступил.

— Этот колдовской прием заставит Роме замолчать?

— Считайте, что эта проблема уже решена. Переезд мне не кажется необходимым. Ведь этот дом куплен на имя вашей сестры?

— Да.

— Все видят, как она приходит и уходит. Лита и я, мы — ее усердные слуги — и не испытываем ни малейшего желания гулять по городу. Пока мы не уничтожим магические силы, защищающие царскую чету, ни она, ни я не выйдем отсюда.

— А посланники Атона?

— Ваша сестра служит нам связующим звеном. По моему приказу они придерживаются строжайшей секретности в ожидании великих событий.

Шенар ушел, наполовину успокоенный. В душе он потешался над этой компанией наводящих тоску ясновидящих. Шенара особенно беспокоило, что он не мог уничтожить Роме собственными руками. Оставалось надеяться на то, что колдун не напрасно хвастался своим искусством.

Была необходима дополнительная предосторожность.

Нил был чудесной рекой. Благодаря его быстрому течению, толкавшему корабль со скоростью более тридцати километров в час, Шенар меньше, чем за два дня преодолел расстояние от Мемфиса до Пи-Рамзеса.

Старший брат Фараона сразу по прибытию созвал на срочное совещание своих главных помощников. Он знакомил их с донесениями и посланиями, доставленными из провинций. Затем Шенар отправился во дворец Фараона. Небо, покрытое тяжелыми дождевыми тучами, казалось зловещим и мрачным.

Пи-Рамзес был красивым городом, но ему не доставало того налета времени, очарования древности, которые были в Мемфисе. Когда он будет царствовать, то лишит город статуса столицы, особенно потому, что вкус Рамзеса узнается здесь в каждом камне. Население снова вернулось к своим повседневным делам, как если бы мир был вечен, как если бы огромная Хеттская империя исчезла, провалившись в бездонную пропасть забвения. На мгновение Шенар позволил себе увлечься чудом этого простого существования, покорившегося смене времен года. Не должен ли он, как весь народ Египта, принять правление Рамзеса?