Михаил Садовяну - Братья Ждер

На другой день, в понедельник, в утренний час, когда солнце поднялось вровень с башнями крепости, повеление Штефана-водэ было исполнено. Маленький Ждер был представлен ко двору, где ему предстояло потешать и веселить княжича Алексэндрела. Латники пропустили в крепость пышно разодетых казначея Кристю и его боярыню, проследовавших в своей колымаге, словно королевские послы. Ионуц соскочил с коня, как только у сводчатого входа во дворец заметил княжича Алексэндрела. Кинув Георге Татару поводья, он шагнул к своему повелителю, преклонил колено и схватил его за руку. Это нарушение этикета расстроило казначея, который полагал, что именно он должен прежде всего поклониться княжичу, сказать подобающие случаю слова, а уж потом представить Ионуца. Поступок Ионуца не пришелся по вкусу и боярыне Кандакии, которая полагала, что ей надлежит предстать перед княжичем рядом со своим супругом, сделать изящный поклон господареву наследнику и одарить его улыбкой, на которые она была мастерица. Между тем Алексэндрел-водэ, подняв Ионуца, радостно обнял его, затем, повернувшись спиной к прочим гостям, поманил за собой юного товарища и служителя. Не будь тут преподобного Амфилохие Шендри, все пошло бы кувырком, боярину Кристе и боярыне Кандакии осталось бы лишь глазеть на воинов, стоявших на стенах и у ратных служб. Но отец архимандрит Амфилохие, воздев руку, благословил юнцов и умерил их пыл.

— Ее светлость княгиня Кяжна дожидается сына конюшего Маноле, — сообщил он.

И княжич Алексэндрел, потемнев лицом, тут же отпустил Ионуца. Отроки-служители показались на пороге и поклонились казначею и боярыне Кандакии. Княжич тоже на мгновение остановился, отвечая на поклон гостей и служителей, затем первый вступил в сени, которые вели в приемный покой. Ионуц собрался было последовать за ним, но отец архимандрит остановил его. Боярская чета вошла впереди него.

В хмурой зале с узкими окнами стояла в окружении своих служительниц княгиня Кяжна, сестра усопшего князя Богдана, отца Штефана. Она была в скорбном монашеском одеянии. Ее худое лицо покрывала бледность, широко раскрытые, словно завороженные внутренними видениями, зеленые глаза растерянно смотрели на мир.

Княжич Алексэндрел в ярком воинском наряде шагнул, звеня шпорами, к тетке и поцеловал у нее руку. Княгиня коснулась тонкими губами его лба. Казалось, на лицо Алексэндрела легла тень печали, витавшей в этом мрачном покое, пронизывавшей всех, кто там был. Между тем за высокими окнами сияло солнце и ликовала жизнь.

Казначей прошел между двумя рядами отроков, сопровождавших княжича, и смиренно склонил голову перед Кяжной. Боярыня Кандакия, шурша юбками, быстрыми шажками приблизилась к княгине и опустилась на колени. Старая государыня слегка кивнула им, еще выше подняла голову и глухо произнесла что то невнятное. Архимандрит Амфилохие догадался о смысле ее слов и подтолкнул к ней младшего Ждера. Ионуц, смущенный угрюмой обстановкой и печалью тщедушной инокини, неподвижной, словно фигуры на иконах, шагнул вперед, споткнулся и опустился на колени.

— Государыня велит тебе встать, — сказал отец архимандрит.

Ждер встал, не смея взглянуть на старую княгиню.

— Посмотри в глаза государыне, — приказал ему отец Амфилохие.

Ионуц, вытаращив глаза, взглянул на княгиню, и она к великому удивлению придворных, улыбнулась ему. Все тут же заулыбались и переглянулись.

В низкую боковую дверь вошли трое детей господаря — Метру, Богдан и Елена, — осиротевшие после кончины их матери, княгини Евдокии. Наряженные, как взрослые, в парчовые одежды, они выстроились рядом с княгиней Кяжной и улыбнулись, похожие на крохотных святых. Церемония приема была завершена. Государыня собралась было уйти с крошечными святыми, но вспомнила, что должна дать одним наставления, а других порадовать любезным словом.

— Господин наш уверен, — сказала она Ионуцу, — что ты будешь добрым служителем княжичу Александру. — Потом повернулась к казначею. — Вижу, мой батюшка, что жена у тебя отменно пригожая и изнеженная, — произнесла она без улыбки.

Боярыня Кандакия почувствовала себя уязвленной, но ответила приятной улыбкой. Казначей приосанился. Княгиня и княжьи дети словно растаяли в тени внутренних дворцовых покоев.

Все вздохнули с облегчением. Отец Амфилохие Шендря пригласил гостей в галерею. Лицо монаха-аскета светилось доброй и чуть лукавой улыбкой.