Михаил Садовяну - Братья Ждер

— Ах! — возопила боярыня Илисафта, воздев руки к небесам, нет на свете злее тиранов, чем мужья и дети наши!

Воскликнув это, конюшиха Илисафта оглянулась и увидела, что старый Ждер ухмыляется в свою дремучую бороду. Возмущенная до глубины души, она опустилась всеми своими юбками на речную гальку, словно в гнездо, и рабыням стоило немалого труда поднять ее и отвести под руки в усадьбу. Казначей Кристя не был великим сердцеведом, но и он без особого труда догадывался о радости, наполнявшей душу Ионуца. Вспоминалось ему, как он сам ликовал, очутившись при дворе под покровительством сильных мира сего. Монаршья милость, размышлял он, и в стужу согреет, и в жару прохладой утешит. Столь же приятен для человека достаток. Недурно также иметь жену, прославленную своей красотой.

Сопровождая его в стольный город, боярыня Кандакия никогда не изъявляет радости, как полагалось бы жене казначея. Ходит хмурая, лицо ее редко проясняется. Известно, что среди всех боярынь, бывающих на обедне в кафедральном соборе или следующих в боярской свите при встречах господаря, нет ни одной, которая блистала бы такими нарядами, словно только что явилась из Варшавы с придворного бала короля Казимира. Оттого-то боярыни и косятся на нее, словно на лютого врага. Кандакия улыбается, но казначей прекрасно знает, что ее застывшая улыбка выражает не радость, а стремление угодить ему. Она всегда отказывалась от того, что тешило других женщин, и негодовала, узнавая, какие подлости творятся при дворах венценосцев. Немало говорили и о дворе господаря Штефана, ибо люди, живущие в роскоши и безделье, всюду одинаковы. Слушая все эти рассказы, боярыня Кандакия тоненько смеялась, глядя из-под длинных ресниц, но обычаи эти ей были противны. Она отметала их от себя, размахивая у самых ушей пальчиками, унизанными дорогими перстнями.

— А знаешь, не так уж плохи господаревы дороги, — заговорила казначейша, обратя к мужу ласковый взор. — В пути, пожалуй, лучше, чем в стольной Сучаве, где женщины так завистливы. Тут тихо, с тех пор как ратники князя искоренили разбой. Можно ехать вольно и беззаботно. Мы бы могли заночевать в Бае. Там чистая харчевня, не хуже, чем у немцев.

— Хорошая харчевня найдется и в Сучаве, — ответил казначей. — Тоже на твой вкус. Ты ведь не любишь останавливаться у приятелей или у родичей. Так я нашел удобное местечко у Йохана Рыжего. Лях этот — оборотистый купчина. Продает молдавское вино королевскому двору в Варшаве. А жена его мастерица по части причесок.

— И ты уверен, муженек, что именно поэтому я предпочту останавливаться у Иохана?

— Я этого не говорил.

— И неужели ты думаешь, что мне нравится это столичное скопище надутых вельмож, что задирают нос и не смотрят на людей? Слушай, деверь, — ласково позвала она Ионуца, — пора тебе узнать, какова истинная цена блистательным сановникам стольного города. Терпеть их не могу, чванливых. Думаю, что и господарю нашему они не по нутру. Из-за них и пришлось ему скитаться по белу свету. И двор там без государыни. Одна там княгиня Кяжна, тетка господаря, да и той опротивели эти надутые боярыни. И правильно она поступает, что отгоняет их от себя и добивается для господаря руки трапезундской [34] Трапезунд — небольшое феодальное государство на юго-восточном побережье Черного моря (1204–1461 гг.). княгини.

Казначей изумленно воззрился на нее.

— Откуда тебе ведомы подобные тайны, боярыня?

— Истина во сне привиделась, — рассмеялась казначейша. — А ты, деверь, слушай и на ус мотай, остерегайся молдавских боярынь и боярских дев. Самые скрытные и вредные создания! В лицо улыбаются, а за глаза убить готовы.

— Ну, я мужчина, мне страшиться нечего, — простодушно заметил Ионуц.

Боярин Кристя шумно рассмеялся, затем, получив из рук корчмаря вертелы с жареной свининой, протянул один жене. Братья торопливо откусывали куски нежного мяса, между тем как боярыня Кандакия все раздумывала, можно ли ей при такой красоте и изысканности снизойти до этого деревянного вертела, с которого капал свиной жир. Наконец решившись, она осторожно нагнулась и незаметно откусила кусочек мяса своими белыми зубками, затем протянула вертел служителям. Те поспешно схватили его, тут же поделили мясо между собой и, жадно проглотив, вытерли губы рукавом.

— Мужчинам, конечно, нечего страшиться бабьих пересудов, — весело повторил Кристя с полным ртом.

— Ладно, ладно! А я все же советую Ионуцу остерегаться. А ты, казначей, коли уж тебе так не хочется сделать привал в Бае, дозволь мне выпить глоточек воды, капельку, не больше той, что выпивает щурка, эта золотистая птичка, реющая в вышине.