Михаил Садовяну - Братья Ждер

— Знаю я его, — обрадовался боярин Иван Тудор, — он, кажется, немного прихрамывает. Пусть не примет за обиду мои слова его преподобие отец Никодим, — пусть не осерчает и твоя милость, но сдается мне, что монах сей не в своем уме.

— Отец Никодим не может разгневаться, — пояснил Ионуц Ждер, — ибо во всяком людском сословии бывают и безумные и мудрые. Ежели бы не было безумцев, неизвестно, кто считался бы мудрецом. Однако с отцом Стратоником дело иное. Он получил наказ от своего игумна прикидываться безумным, как другим наказывают притворяться немыми. В обличье безумного он делал весьма умные дела. И безумие его оказалось благотворным, ибо рядом с ним стояла мудрость и он мог увидеть безумства мудрых. Когда кончилось время, определенное наказом, у отца Стратоника прошла хромота, прошло безумие, и ему повелели отправиться на Святую гору. Сейчас ты узнаешь, честной пыркэлаб Иван, что он безумен не более, чем самые разумные люди.

— Не очень-то мне понятны твои разъяснения, конющий Ждер, — улыбнулся высокий пыркэлаб с голубыми глазами, — но они мне по душе. Когда прибудет Стратоник, быть может, и я извлеку какую-либо пользу для себя. В селах близ Слам-Рымника я обнаружил следы бояр, бежавших в Брэилу. Они пересылают подметные письма во Вранчу, и им способно это делать через чабанов, которые пригоняют с гор своих овец на дунайские луга.

Пыркэлаб Оанча наполнил кубки вином:

— Я подымаю сей кубок, — сказал тот пыркэлаб, у которого был проницательный взгляд, — за государевы дела, доверенные вам. Я отослал грамоту нашим рэзешам из Текуч, дабы они немедля прибыли в крепость. Здешних ратников я держу наготове. Понял я, что орды надвигаются на нас и мы должны будем противостоять им.

— Подымаю чашу за твою милость, — ответил пыркэлаб Иван, принимая кубок.

Ионуц Ждер со вниманием смотрел на них, что-то подсчитывая на пальцах.

— Завтра его преподобие Стратоник должен быть здесь, — сказал он.

И в самом деле отец Стратоник прибыл в день, предсказанный Ионуцем.

Как и Ждер, он похудел и почернел; был изможден еще более, чем прежде, сдержан. Движения его были плавные и мягкие. Во всем его поведении чувствовалось желание стереть все воспоминания о прежнем «безумце» Стратонике. Но взгляд его светлел редко, ибо не исчезла еще привычка смотреть искоса, исподтишка, украдкой, как было ему наказано, да еще как-то снизу вверх. Он почтительно поклонился боярам пыркэлабам и не показал виду, что уже встречался когда-либо с его милостью Иваном Тудором.

— Может статься, это было в другом мире или в другой жизни, — сказал он, бросая исподлобья взгляд на боярина. — Да простят меня бояре, коли смиренно попрошу дозволения посвятить сей час молитве и отдыху.

Отец Стратоник удалился в отведенную для него келью, и Ждер тотчас последовал за ним.

Монах вытащил из мешка Часослов. Увидев входящего Ждера, отложил книгу в сторону, подождал, пока конюший устроится на краю лежанки, а сам уселся прямо на глинобитном полу возле своей сумы, поджав под себя ноги, как принято было у отшельников, — к этому он привык на Афоне.

— Ты встретил его, отец?

— Встретил. Я поступил согласно повелению и наставлениям твоей милости. Отправившись в путь, как бедный бродячий монах, я просил по дороге милостыню. Сторонился турок, останавливался у своих христианских братьев. Перед воротами того дома, где, как мне было известно, поселился боярин Миху, я стал ждать. Увидел, как вышел Григорий Гоголя. Я двинулся следом за ним. Останавливался он, останавливался и я. Однако я не приближался к нему и не показывал вида, что знаю его. Ежели заметит — пусть подойдет сам, ежели заговорит, тогда я все и выспрошу. Так я шел, пока не вышел на пустырь, где уже не встречались дома. Остановился и стал смотреть, как течет Дунай. Медленно текли его воды, у причала теснились турецкие фелюги. Проскакали мимо меня измаильтяне, я поклонился им до земли, хотя они и не взглянули в мою сторону; атамана Григория я из виду не упускал. Как только всадники промчались, я направился в переулок. Увидел там родник, струившийся в каменной чаше. Казалось, атаман Гоголя собирался утолить жажду, и я подошел вслед за ним, ожидая своей очереди.

Он сказал:

— Целую руку, святой отец. Вижу, ты собираешь подаяние.

— Ты знаешь меня? — спрашиваю его.

— Нет, — говорит Гоголя. — Но христианин знает свой долг перед странствующим монахом. Я не видел тебя раньше в этом городе.

— Ты не видел меня, ибо я только что прибыл, и долго я здесь не останусь.