Михаил Садовяну - Братья Ждер

— Что делать? — спросил наконец Тома. — Надо пойти к Александру-водэ, пасть на колени и просить прощения: не можем, дескать.

— Иди и сделай это, Тома. А я боюсь.

— Тогда, атаман Григорий, пойдем и скажем ему, что мы согласны.

— Вот так-то лучше, — ответил Гоголя. — Скажем, что согласны, отправимся и больше не возвратимся. Мне надоел такой хлеб. Уйдем куда-нибудь на край света.

— Это самое лучшее решение, атаман Григорий. Пойди и скажи княжичу.

— Нет, я не пойду, Тома. Иди ты. Я боюсь.

Тома Богат поднялся с лежанки и скрепя сердце пошел к княжичу.

— Я пришел с ответом к княжичу, — сказал он привратникам. — Пропустите меня. Я тороплюсь.

Один из привратников говорит:

— Сейчас к княжичу нельзя. Подожди немного, потом войдешь. Он вызвал к себе начальника дворцовой охраны, его милость капитана Балана.

— А зачем он его вызвал?

— Неизвестно. Видно, отдать приказ.

— Тогда я приду попозже.

— Постой, — сказал привратник. — Ты же говорил, что спешишь. А вот его милость капитан Балан выходит.

Тут как раз вышел капитан Балан и увидел Тому Богата.

— Что случилось, Тома? — спрашивает с улыбкой капитан Балан.

— Я пришел, — отвечает Тома, — чтобы дать ответ пресветлому княжичу Александру-водэ.

Капитан минуту подумал. По природе он был человек добрый. Потом сказал:

— Ладно, Тома, войди к княжичу и сообщи ему, что ты хочешь, а я подожду тебя здесь.

— Но сначала к княжичу вошел привратник — спросить соизволения. Пока он находился во внутренних покоях, Тома молча ожидал. Так же молча ждал и капитан Балан.

Наконец выходит привратник и подает Томе знак войти.

Александру-водэ стоял посреди комнаты и лишь на мгновение повернул голову; лицо его было хмурым. Потом он уже и не смотрел на Тому: глядел то в окно, то в угол комнаты, то на печь.

— Говори, — приказал он.

Тома подошел, встал на колени и поцеловал полу его одежды.

— Пресветлый княжич, мы решили отправиться.

— В самом деле?

— Да.

— Ты уверен в этом?

— Мы уверены, твоя светлость.

— Неужели? Хм! Тебя, кажется, зовут Томой. А другого — Гоголей. Когда отсюда выходил Гоголя, он смиренно поклонился мне. Почему же ты не сделал этого?

— Пресветлый княжич, сейчас ведь я поклонился и поцеловал полу твоей одежды.

— Ладно. Иди и скажи капитану Балану, чтобы он выполнил мой приказ.

Александру-водэ так произнес эти слова, что у Томы стало двоиться в глазах. Княжич хлопнул в ладоши: створки дверей раздвинулись, и тотчас капитан Балан схватил Тому за правую руку. Известно было, что у Томы правая рука особенно сильна. На ней повис и один из стражей, а другой расстегнул его пояс и снял саблю.

Пока Тома находился во дворце, атаман Григорий Селезень не терял времени. В глубине души уверенный, что теперь исполнится пророчество и ему не избежать смертной казни, он вскочил, стремглав бросился к конюшням, мигом оседлал коня и погнал ко двору.

У задних ворот он крикнул:

— Государево дело! — и стрелой помчался по дороге.

В это время капитан Балан передал Тому в руки стражей, чтобы отвели его в подземелье наворотной башни и забили в колодки. Затем пошел в каморку, где оставался Гоголя. А того и след простыл. Ищи-свищи. Поднялся тут крик, отдали приказ страже вскочить на коней и догнать беглеца, догнать во что бы то ни стало и доставить обратно, дабы палач вздернул его на виселицу вместе с его другом Томой Богатом.

За атаманом Григорием помчалась целая ватага; погоню пустили во все стороны. Но Гоголе посчастливилось добраться до Васлуя: именно тогда, когда Штефан-водэ прибыл в свой летний стан. Атаману было известно, что я, его друг, нахожусь среди служителей двора. Ввалился он ко мне, усталый и голодный.

— Что с тобой, брат дорогой? — спросил я.

Тут он и рассказал мне все, как было.

— Как же ты хочешь поступить?

— Еще не знаю. Вот ты накормил меня, дед Илья, и я пришел в себя, а теперь придумаю, что сделать, чтобы спасти свою жизнь. Припасть к ногам господаря Штефана-водэ и просить у него пощады. Вряд ли это поможет. Он ведь отец Александру-водэ и, верно, разгневается на меня, и тогда мне не миновать смерти. Было бы лучше предстать перед отцом Амфилохие, самым близким советником князя. Я осторожно поведал бы владыке обо всем, а он пусть проверит, правду ли я говорю, а пока суд да дело, умолю его защитить мою жизнь. Я знаю, что надо мною навис меч и держится на волоске. Петли я не боюсь. Только сабли. Пусть бы мне сохранили жизнь для служения господарю. В войне, которую он будет вести, я готов погибнуть от сабли.