Джейк Хайт - Осада

Лонго взял со стола свечу и провел царевну через двор до крыла, где находились гостевые комнаты. Поднялся бок о бок с Софией по лестнице, вышел на обращенную во двор галерею, отворил дверь комнаты. Выговорил: «Доброй ночи, царевна!» Но ни он, ни она не двинулись с места. Они стали в дверях, изучая друг друга. Их взгляды встретились снова, но на этот раз никто глаз не отвел. Внезапно София шагнула вперед и поцеловала Лонго. Губы ее были мягки и теплы. Лонго впился в них — жадно, страстно. Она отстранилась, захотела что-то сказать, но не смогла. А в глазах ее были лишь растерянность и недоумение. Тогда отступил на шаг и Лонго.

— Простите, — выговорила София наконец. — Я поступила необдуманно…

Лонго молчал, ожидая, пока она выговорится.

— Возможно, мне следует плыть в Остию на другом корабле… если можно, конечно.

— Да, — согласился Лонго. — Завтра утром в Остию идет еще один корабль. Я прослежу, чтобы вас и посла препроводили на него в целости и сохранности.

— Спасибо, синьор Джустиниани. — Их взгляды встретились снова, и царевна отвернулась. — Спасибо вам за доброту и гостеприимство. Да сохранит вас Господь.

Она скользнула в комнату и притворила за собой дверь. Лонго постоял перед ней несколько минут. Затем медленно пошел прочь.

Спустя два дня Лонго вернулся в Геную. Все путешествие Джулия хмурилась и отмалчивалась, на вопросы отвечала коротко и сухо. Лонго показалось, что она продолжает страдать от морской болезни.

Когда они подъехали к палаццо Гримальди, Джулия убежала, толком не попрощавшись. Лонго сел на коня, но не успел выехать со двора, как услышал голос синьора Гримальди — тот просил подождать. Гримальди засеменил через двор, а в дверях, наблюдая, стояла Джулия. Лонго спешился, пожал руку главе семьи.

— Хорошо ли прошло путешествие? — Гримальди внимательно смотрел на Лонго.

— Море было спокойно, дела — удачны.

— Джулия только что сказала мне, что вы провели много времени наедине с царевной Софией. Надеюсь, между вами не произошло ничего взаимно обязывающего.

— Разумеется, нет.

Но поцелуй Софии еще пылал на его губах и в душе, и Лонго отвернулся.

— И хорошо, потому что пришло время Джулии выходить замуж.

— Но она еще слишком молода, разве нет?

— Ей четырнадцать — достаточный возраст, чтобы понести дитя. Вы женитесь на ней через две недели.

Лонго смолчал. Он думал про Софию, рассмеявшуюся, когда ее обдали брызги от рассеченной форштевнем волны.

— Я так решил и не склонен обсуждать решение, — настаивал Гримальди.

— Для меня огромная честь жениться на вашей дочери, — ответил наконец Лонго.

Февраль 1450 г.

Рим

София стояла перед высокими бронзовыми вратами резиденции пап и, кусая губы, ожидала первой аудиенции с тем, кого латиняне звали викарием Христа. Справа от нее стоял Леонтарсис, одной рукой поминутно дергавший за украшенный самоцветами воротник кафтана, а в другой крепко сжимавший письмо от Синаксиса. Уже прошла неделя, как они прибыли в Рим и обнаружили, что Папа уехал куда-то на север, на встречу с германским императором Фридрихом Третьим. Задержка позволила Софии осмотреть город — настоящее чудо, какого прежде она не видывала. Генуя, чьи дома тесно сгрудились над гаванью, впечатлила царевну. Венеция, чудесным образом воздвигнутая над водами, изумила и поразила. Но Рим тронул душу куда сильнее — быть может, потому, что оказался похожим на Константинополь. Рим тоже изобиловал руинами, оставленными жившей много столетий империей: огромные термы Каракаллы, чудовищный Колизей, форум. Но, в отличие от Константинополя, Рим кипел жизнью, он снова ожил после столетий запустения. Повсюду красовались новые здания, многие из них были созданы из камней древних построек. Старый римский форум снова стал местом оживленной суеты, превратившись в рынок. Повсюду виделись признаки роскоши и процветания. Константинополь был столицей Римской империи, но Рим стал славой и красой христианского мира.

Средоточием его, краеугольным камнем был Папа Римский, Николай. София постаралась узнать о нем за прошедшую неделю все, что только смогла. Будучи лишь сыном врача, он смог быстро возвыситься среди служителей церкви благодаря превосходной памяти и ненасытной любви к знаниям. Избранный всего лишь три года назад, он сумел справиться с неприятными последствиями «авиньонского пленения» пап и заключил с германским императором Фредериком Третьим договор, позволивший восстановить власть папства. Теперь он обратил внимание на Восток. Хотел помочь грекам, но решительно противился любой унии, не подразумевавшей его главенства над объединенной церковью. Было очевидно, что такой Папа не одобрит предложение Синаксиса. Но Николаю нравилась греческая ученость, и это можно было использовать, расположив Папу к себе.