Константин Хайт - Пес Зимы

В тот год Дед Мороз подарил мне лыжи. Сначала их хотел подарить мне папа, но у него что-то не заладилось, и в конце концов в новогоднюю ночь я нашел их под елкой, завернутые в лоснящуюся цветную бумагу. Это были не какие-нибудь обычные лыжи, беговые или горные, нет, это были настоящие охотничьи снегоступы: широкие, круглые, подбитые снизу жестким мехом, чтобы не скользилидаже на самом крутом склоне.

Лыжи я вообще-то не жаловал. Не знаю ничего скучнее, чем бежать и бежать по накатанной колее среди таких же запыхавшихся бегунов, не имея возможности не то, что выбирать собственный путь, но даже и просто свернуть в сторону. Мне же всегда хотелось забраться куда-нибудь в лес, в самую чащу, куда не залезет никто другой, перебежать засыпанный снегом овраг, влезть на заледеневший холм, или пройтись по оставленным неведомо каким зверем следам. Немудрено, что я был в полном восторге от снегоступов и целыми днями кружил на них по окрестностям, пока папа с мамой рассекали близлежащие склоны.

Зимние каникулы наша семья проводила на горнолыжной базе. Там-то мы и познакомились. Как-то, когда мы все вместе возвращались с прогулки, за нами увязалась собака: большая, белая и по-видимому ничья, поскольку ошейника на ней не было. Она не могла жить где-то поблизости, по-крайней мере я никогда не встречал ее раньше, тем не менее, пес провожал нас до самого порога: молча трусил в отдалении, иногда останавливаясь, а иногда догоняя нашу маленькую компанию, пока его не отделила от нас стеклянная входная дверь.

Тогда он уселся перед входом, подождал немного, и побежал обратно к лесу, как будто выполнив свою, не слишком обременительную, работу.На следующий день он встретился рано утром и бегал со мной до темноты. Он и впоследствии часто проводил с нами время, то появляясь, то убегая куда-то, так что каждый день, отправляясь осваивать свои снегоступы, я высматривал на белом снегу его мохнатую белую шубку.

Мама не одобряла нашу дружбу, папа же хитро подмигивал и делал вид, что не замечает, как я по вечерам скармливаю ему оставшиеся с ужина котлеты.Когда пришло время уезжать, я стал было просить взять его с собой в город: мне ужасно хотелось завести собаку, белую, пушистую, с красивым закрученным в колечко хвостом. Но мама посмотрела на меня очень строго, а папа сказал примирительно: "Это – Пес Зимы, что ему делать в городе летом"?

Через год мы вернулись на каникулы на ту же базу. Теперь я совсем уже освоился со снегоступами и стал заходить гораздо дальше, забираясь в самую чащу морозного зимнего леса. Это было безумно здорово – прокладывать себе дорогу сквозь коряги и бурелом, забредать в медвежьи углы, воображать себя охотником, распутывая хитросплетения следов или просто сидеть на корточках под деревом, прислушиваясь к звукам заснеженного, нетронутого человеческой рукой леса.

Я был счастлив, и только одно вызывало у меня уныние: мне ни разу не удавалось увидеть моего прошлогоднего друга, так что в конце концов я решил, что он заболел, ушел из этих мест, или его взяли к себе домой какие-нибудь другие родители.Однажды, ближе к концу каникул, я забрался так далеко, как еще никогда не забредал до этого. К тому моменту я уже хорошо изучил все окрестности турбазы истал заходить в новые для себя места, благо снегоступы позволяли пробираться через любые, даже самые глубокие, сугробы и залезать туда, куда нельзя было добраться никаким другим способом.

В тот день было очень холодно, но я был тепло одет, шел быстро и не ощущал мороза. Начало уже смеркаться, и я засобирался поворачивать к дому, когда лямка на моем снегоступе хрустнула и оторвалась. Это было хорошее кожаное крепление, но я носил лыжи уже два года, и, наверное, порядком износил их за это время.Поначалу я не придал этому большого значения. У меня и раньше рвались шнурки на ботинках, вставить новые было делом пяти минут, после чего можно было снованачинать бегать.

Но тут дело оказалось куда серьезнее. Без лямки снегоступ соскальзывал с ноги, а стоило этому случиться, как я по колено, а где и по пояс, проваливался в снег. Я попробовал снять лыжи, но это ни к чему не привело: я выбивался из сил, выбираясь из одного сугроба и тут же окунаясь в другой. Хорошо еще, что на мне были непромокаемые штаны и такая же куртка, так что снег почти не попадал под одежду, но идти было совершенно невозможно. Я устал и проголодался.

Между тем стемнело. Мороз, до того почти незаметный, ощущался теперь сильнее,вдобавок в темноте мне никак не удавалось найти дорогу. Теперь я мог только ползти и даже не пытался встать, зная, что немедленно провалюсь, но страх заставлял меня работать локтями, двигаясь туда, где, как мне казалось, была наша база. Я знал, что родители будут меня искать, несколько раз порывался кричать, но все было безрезультатно. В конце концов, я так выдохся, что, хотя отец много раз говорил мне, что этого ни в коем случае нельзя делать, уснул прямо в снегу. Мне снилась мама, ужин, шипящие котлеты на газовой плите. Во сне было хорошо, тепло, и не нужно было никуда ползти.