Морис Юлет - Ричард Львиное Сердце

— Как?! — вопрошал я. — Ужели же фараон — лишь звук пустой? Ужели праотец Авраам лишь прах, брошенный в пещеру? Герцог Лот удостоен менее прочного памятника, нежели его грешная жена! Ноя, этого величайшего из адмиралов, поглотили воды забвения, когда и воды Господни не в силах были поглотить его. Непобедимый Агамемнон лежит побежденный! Не то же ли с Юлием Цезарем? А Новуходоносор, питавшийся травой, что он теперь такое! Цари преходящи; и лишь легкую пыль оставляют по себе их царские седалища!.. Но вот является домоправитель — Время, и метелочкой сгоняет оно со стены ящерицу в её норку… Подумайте же здраво, о цари земные! Ведь ваши венцы — лишь желтенький металл, ваши пурпурные облачения — пища для моли, а скипетры, эти знаки вашей власти, — не лучше прутиков, которыми гоняют крыс. Вокруг ваших хрустальных буркул гадят ночной порой шаловливые блохи. Не много пройдет времени — и ваши ноги будут взбираться по ступенькам трона не тверже, чем тащатся ноги старого лодочника на его грязную корму…

На это король Филипп проговорил: «Тсс!..» — и завозился на стуле. Он мог бы совсем смутить меня. Но я заметил, что король Ричард обхватил руками колени и улыбался в потолок; и по тому, как он стал пощипывать себе бородку, я понял, что угодил ему.

Таким-то образом, то поучая, то пользуясь замысловатостью и цветами красноречия, закудрявливал я свою проповедь. Затем, повернувшись к Востоку с криком, я крепко ухватился за кафедру одной рукой, другую же воздел высоко к небесам.

— Государи мои! — воскликнул я. — Скорбь прочнее гордости всей нашей жизни, и отречение от богатств земных прочнее, чем обладание ими. Воззрите на Царя Скорби! Вот пред вами Он Сам в нищенском одеянии! Ай, ай, государи мои! Ужели же не придет конец его скорби? Ужели вечно будут полосовать Его?.. Вчера Он сам лишил себя жизни, а сегодня вы повелеваете Ему убираться с тем, что Он приобрел ценою Своей жизни. Вчера Он висел на дереве, сегодня только и слышишь: «Ну его, это дерево! Пусть Магомет растопляет им свои костры!..» Еы говорите: «Довольно с нас мертвых царей и деревянных жезлов: мы — цари, и наши жезлы золотые!» Совершенно верно сказано, государи мои, согласно с тем, что принято считать в нашем мире порядочным. Но я вас вопрошаю; разве всуе обладал Иов страхом Божиим? Нет, говорю вам: воззрите на Маккавеев. Все ваши обширнейшие земли не стоят арены того садика, где среди лилий Мария пела: «Успокой Тебя Боже, дитятко! Я ведь Твоя мать и тоже дщерь Твоя!..» Вы мотнете головой — и одним врагом меньше… «Поднимись!» — скажете вы и какой-нибудь оборванец получает высокий сан на зависть всем другим. Но никакая власть на свете, ни потоки земных почестей, ни могучее дыхание и грохот труб, ни обнаженные мечи, ни елей, ни большая печать, ни поклонение, ни знаки подданства не стоят этого единого изречения Господа к людям: «Я был наг (Христос был наг!) — и вы одели Меня. Я был голоден (Христос был голоден!) — и вы накормили Меня. Я был в темни! ц (это Христос-то!) — и вы посетили Меня». Посему, опять-таки, повторяю вам, цари, во имя духа Господня, который почил на мне: идем немедля в самый Вифлеем! Воспряньте, снаряжайтесь, прострите свои скипетр над вооруженной землей! Да не пребудет долее покинутым в вертепе язычников Иерусалим — эта невеста, невеста, эта великая Девственница, эта избранная леди, венчанная звездами! Аминь!"

Я кончил. Великое молчание легло вдоль и поперек собора. Король Ричард сидел прямо, как дерево, и глаз не сводил со святого Распятия, словно ему предстояло некое видение. Король Филипп французский, нахмурившись, следил за своим старшим братом. Граф Джон Мортен опустил голову на грудь и беспокойно шевелил своими тонкими руками, перебирая пальцами. Даже герцог Бургундский, этот упитанный обжора, и тот был умилен душой, судя по движению мышц на его щеках. Двух монахинь вынесли замертво. Все это видел я сквозь пальцы рук своих, сложенных на молитву, стоя на коленях. Но не одно это, а нечто большее довелось мне видеть, словно вызванное моими словами знамение свыше. Я увидел, что графиня Жанна, привстав с места, с побелевшим лицом и раскрытыми устами смотрела на Крест. «Спаситель! Распятие! Распятие!» — воскликнула она, задыхаясь, затем хлопнулась на спину и затихла. Многие вскочили на ноги, многие пали на колени, все смотрели широко раскрытыми глазами.

И все мы видели, как большой нарисованный Христос на Распятии трижды кивнул главой. В первый и второй раз все, с криками изумления, только смотрели, на кого Он кивает, но в третий раз все, словно сговорившись, пали ниц — все, кроме короля английского Ричарда. И в самом деле, он один изо всех встал и стоял, выпрямившись во весь рост. Я видел, что его синие глаза сверкали, как сапфиры, в то время, как он обратился вслух к изображению Христа. Слова его звучали мерно и тихо, но в них слышался какой-то певучий восторг.