Морис Юлет - Ричард Львиное Сердце

Я дал Милó полную волю, но мне надобно сказать вам ещё кое-что такое, про что он не знал ровно ничего. Ричард, несмотря на всю свою необузданность в этот вечер, уже тогда был как бы другой человек; и Жанна не замедлила это заметить. Она, пожалуй, даже слишком скоро подметила это своим умом, обостренным встревоженной совестью. Но в тот вечер она видела, или ей показалось, что с Ричардом что-то творится.

До той минуты, когда на него кивнуло Распятие, у нею не было другой цели, как только воздать ей должное, но с той минуты у него явилась иная цель. На следующий день, когда он на заре оставил её и до самого обеда просидел в совете, она окончательно в этом убедилась.

После обеда, к которому он почти не прикоснулся, Ричард встал из-за стола и посетил короля Филиппа. С ним вместе прошли туда легат и архиепископы; и он оставался там до поздней ночи. День за днем проводил он всё так же. Король французский, герцог и их свиты вернулись в Париж. Затем явился на подмогу Гюй Люзиньян [101], король (и в то же время не король) Иерусалимский. Ричард обещал ему доставить утраченное, но не потому, чтобы тот был ему более по душе, чем маркиз (который выдворил его), а потому, что его титул казался ему правильным. В сущности, Ричард был рассудителен и уравновешен, как чашки весов; и в ту пору он правил должность настоящего короля — воплощенного правосудия.

Во всё это время великих деяний Жанна сидела, трепеща, у себя дома и как-то странно чувствовала себя посреди своих женщин: графиня — и, собственно, не графиня, королева по естественному своему положению, но страшащаяся быть королевой по закону. А больше всего мучило её одно страшное дело — быть женой убитого и его убийцы! Да что ж ей делать? Она не смела продолжать разыгрывать роль супруги избранника небес, а между тем, не смела его бросить, чтоб не попасть в руки его убийцы. На который из этих двух рогов насадится её бедное сердце? Она пыталась вызвать в нем молитвы, пыталась орошать наболевшие глаза росой слез. Медленно, с отчаянными усилиями, подставляла она грудь свою под нож.

Однажды ночью, когда он к ней пришел, она заставила себя заговорить. Он подошел к ней, но она его отстранила с воплем:

— Ричард! О, Ричард, не тронь меня!

— Спаситель на Кресте! Это ещё что такое?

— Не трогай, больше никогда меня не трогай! Но и не бросай меня никогда!

— О, моя бледная роза! О, Чудный Пояс!.. Она стояла перед ним вся белая, как её платье, преображенная, омраченная.

— Я больше не жена тебе, Ричард, и не жена ни для кого другого. Нет!.. Но я — твоя рабыня, привязанная к тебе проклятием, отторгнутая от тебя твоим высоким призванием. Ричард, я никогда не посмею тебя бросить, но и не смею быть к тебе близка, чтоб не навлечь беды.

Нахмурившись, слушал её Ричард. Он был сильно растроган, но всё-таки обдумывал, что она говорит.

— Беда? Какая беда, Жанна?

— Погибель предприятия, о мой Божий рыцарь! О, ты — избранник, помазанник Божий, товарищ. Распятия, собеседник Иисуса Христа, посвященный герцог!

Она сверкала пламенем по мере того, как в душе её пробуждались великие мысли.

— О, мой христианский король! Ведь я так мало прошу у тебя — только отступиться от меня! Что могу я значить для тебя? Твоя невеста — девственная столица, святое место. Что такое Жанна — жалкая вещь, которая переходит из рук в руки, чтобы досаждать Небесам, служить помехой на пути ко Кресту? Брось меня, Ричард, отпусти меня! Покончи со мной, о возлюбленный мой господин! — Она быстро подбежала к нему и припала к его коленам. — Только не требуй, чтобы я отступилась от тебя… Нет, никогда я не решусь на это!..

Свободно лились теперь её слезы. С воплем поднял её Ричард и прижал к себе; и, рыдая, лежала она у него на груди, как покинутое дитя.

Он положил её на постель, изнеможенную вынесенной борьбой. У неё не хватило сил открыть глаза, но губы её шевелились благодарностью за его заботы. Сначала она металась головой по подушке, ища прохладного местечка, затем впала в тяжелый, мучительный сон. Ричард сидел, не спуская с неё глаз, пока не рассвело, бодрствуя над её бессознательным лицом. Полагаю, не королевские думы одолевали его в эти минуты: но ещё раз он излил их на молодую женскую грудь, и вместе с её трепетанием отдавался он их приливам и отливам.

При приливе, поднятом её великой мыслью, он видел её полную вдохновения: она стояла с пылающим факелом, освещая и указывая ему путь-дорогу. Терновый путь вел ко Кресту: даже короли, помазанники Божий, раздирали себе на нем ноги. Если только он, Ричард, понимал себя, насколько должен был понимать в такие минуты обнаженной души, он должен был видеть, чему отдавалось его сердце. Ему одному предстояло вести полки всего христианского мира, ибо никто другой не мог этого сделать. Было ли у него какое другое чистое и упорное желание, кроме этого? Никакого! Добыть обратно Гроб Господень, снова водрузить святой Крест, посадить короля-христианина на трон у Голгофы, сдержать слово, данное самому Господу, кивавшему на него с высоты Распятия, отплатить язычникам мечом за меч, наконец, держать в своей руке весь ратный мир, как одно гигантское копье, и потрясать им, как он умел потрясать — о, всемогущий Боже! Да разве всё это не стоит жертвы его сердца? Да, его сердца, но и сердца Жанны…