Франтишек Кубка - Мюнхен

— Вы хорошо знали почерк атамана Семенова?

— Нет. Но комиссар Окулов этот почерк и подпись знал. Это очень характерная подпись.

— Почему это дело вы предали гласности только через шесть лет?

— Я считаю нынешнее время наиболее подходящим.

Председатель зевнул и спросил адвокатов, нет ли у них вопросов.

Доктор Татарка встал и спросил, видел ли еще какой-нибудь чехословацкий гражданин, который ныне проживает на территории страны, этот документ?

— Не знаю, — ответил Ян.

— Не был ли этот документ подделан?

— Нет, — очень громко сказал Ян.

— Не подделали ли вы, пан свидетель, эту бумагу сами?

— Если я сказал, что документ не был подделан, то это значит, что я тоже его не подделывал.

— А не придумали ли вы, пан свидетель, все это дело?

Доктор Клоучек вскочил:

— Я требую, чтобы свидетель не реагировал на подобные инсинуации! Что вы этим хотите сказать, пан доктор Татарка?!

— Господа, господа… — вздохнул председатель. — Пан свидетель, вы можете не отвечать.

Доктор Татарка побледнел. Он поднял руку, встали злобно сказал:

— Я хочу сообщить, что мой клиент подаст в судна свидетеля за оскорбление личности и за лжесвидетельство.

Председатель замахал рукой:

— Это ваше дело, пан доктор. Не отвлекайте нас.

— Я лжесвидетель?! — воскликнул Ян.

— Да, вы! — крикнул доктор Татарка.

Доктор Клоучек выпрямился и заговорил:

— Пан председатель, почему вы допускаете, чтобы свидетеля перед судом публично оскорбляли? Это неслыханно!

Председатель постучал пальцами по столу:

— Я призываю обоих господ юридических представителей к порядку.

Все замолчали. Журналисты положили карандаши.

Председатель спокойно обратился к доктору Клоучеку:

— Пан доктор, вы хотите задать свидетелю какой-нибудь вопрос?

— Нет, спасибо, — ответил Клоучек и, обратившись к Яну, ласково сказал: — Будьте спокойны, дружище, правда победит!

— Паи Мартину, ваш допрос в качестве свидетеля окончен, вы можете удалиться, — сказал председатель и при этом указал пальцем на дверь, словно выгонял Яна.

Ян вопросительно посмотрел на Клоучека.

— Идите, дружище, — сказал Клоучек, — мы все теперь решим без вас.

Ян выходил из зала суда. Минуту назад он вошел туда, чтобы доказать правду. Он сказал правду. Теперь он уходил, обвиненный в сознательной лжи и нарушении присяги…

Он прошел рядом со скамьей журналистов.

Одни писали, другие с усмешкой смотрели на его сумрачное лицо.

Ян вышел из здания суда. Стоял душный летний вечер.

Ян медленным шагом шел к Влтаве. Он не знал, почему шел туда. Он только знал, что не может идти домой. Таня с Еником уехали в Мукаржов по приглашению пани Клаусовой, жены капитана Клауса, на две недели. Начались каникулы, уроки русского закончились, но ни о каком отпуске они и думать не могли. У них не было для этого средств, и приглашение в Мукаржов было очень кстати.

Но уезжала Таня рассерженной. Ей не понравилось, что Ян помогал писать эту статью. Чего он этим добился? Все, что было в статье, — святая правда. Но кому эта правда была нужна? Почему Ян не посоветовался с Миреком? Правда, Мирек сам рассказал об оружии Самеку. Но он же не хотел, чтобы об этом печаталось в «Демократической газете». Это чуждый мир. Зачем Ян лезет в его споры? Так сказала Таня вечером накануне отъезда в Мукаржов.

Ян не мог пойти домой. Как сумеет он рассказать родителям, что обвинен в лжесвидетельстве? Отца хватит удар. Но завтра они об этом все равно узнают, прочитав «Политику». «Наше имя опозорено», — скажет мать и заплачет.

Заплачет по праву. Имя Мартину будет склоняться в газетах. Многие прочтут обвинение, но ничего не узнают об оправдании, которое когда-нибудь все-таки будет. Все будут думать, что Мартину лгал и нарушил клятву. А может быть, из зала суда этот слух уже распространился по городу и многие из тех, кого он встречал на Лазарской улице и на набережной, уже думают так?

«Пан доктор Мартину — клятвопреступник, — напишут о нем. — Впервые он присягал императору и не сдержал слово. Второй раз он присягал в легионе и дезертировал из него. Можно ли поручиться за правдивость его третьей присяги?»

Допустим, что, как все теперь говорят, присяга на верность Габсбургам была недействительной, как навязанная насильно. Но вторая-то присяга была добровольной! А он и ее нарушил! Кто это поймет?

Он присягал третий раз и теперь будет обвинен в нарушении присяги. Ясно, что этот процесс окончится плохо. Лаубе будет осужден. Доказать правду доктору Клоучеку не удастся, и суд уже, может быть, вынес приговор. Оскорбление личности! Но чем же мог Ян оскорбить личность Горжеца? Тем, что сказал правду, и ничего, кроме правды!