Милош Кратохвил - Магистр Ян

Иоанн XXIII наклонился и брезгливо, кончиками пальцев, потрогал край куртки. Она пахла потом и грязью. Фу!.. Лицо папы искривила гримаса отвращения. Он быстро встал:

— Одень меня!..

Фелипелло принялся одевать своего господина. Папа спросил:

— Надежен ли этот человек?

Еле сдерживая слёзы, мальчик ответил:

— Видит бог, ваше святейшество!

— Кто он?

— Его имя Кристоф. Он конюх, достойный и набожный человек, преданный вашему святейшеству. Я долго наблюдал за ним. Своим поведением он снискал мое доверие.

Сбросив с себя белоснежную одежду, папа, как старый вояка, переоделся в серую потрепанную куртку и прицепил к ремню арбалет.

Лицо Иоанна XXIII скрылось в тени капюшона. Фелипелло взглянул на папу и заплакал. Святой отец грубо оборвал его:

— Переоденься и ты. Живо!..

Толпа на лужайке пришла в движение. Фанфары возвестили о начале турнира. Люди придвинулись к низким загородкам, окружавшим турнирную площадку с трех сторон. На четвертой виднелись ступенчатые трибуны, установленные для королевского двора и знати.

Люди показывали на Сигизмунда, Барбору и Фридриха Тирольского. Последний, как устроитель и распорядитель торжества, сидел слева от Барборы. Фридрих был явно в ударе.

— Окажись на его месте, я бы с ума спятил! — смеялся крестьянин Фюссли. — После сегодняшнего турнира у Фридриха в кармане будет пусто, как у меня в амбаре весной.

Ну а те, что сидели на трибуне? Обычные расфуфыренные чучела в латах и нарядных женских платьях! Боже, сколько понаехало сюда дармоедов!

— Во всей империи нет столько денег, сколько у них в карманах.

В это время за ограду въехали первые всадники. Герольд прокричал их имена и титулы. Всадники держали турнирные копья, обвязанные паклей. Ну да, эти голубчики боятся поколоться! Стало быть, будет одна толкучка. Копья ударили по щитам и нагрудным пластинам…

— Один готов! — воскликнул молодой подмастерье, радостно разведя руки.

Слуги окружили побежденного рыцаря в латах, беспомощно лежавшего на земле, и помогли ему подняться. К ногам рыцаря-победителя посыпались цветы и платки, а одна дама бросила ему свою перчатку.

Интерес зрителей к турниру постепенно слабел. Какой в нем прок, если у рыцарей нет ни острых мечей, ни острых копий! Турнир проходил с оглядкой на собор. Церковь не любит настоящих поединков. Бог весть, почему они так коробят ее. Людей больше забавляло то, как слуги и конюхи поднимают на коней господ, закованных в латы. Неподалеку от площадки, на которой рыцари готовились к выезду, стоял высокий бревенчатый треножник с блоком. Через этот блок был пропущен канат. Рыцаря в лагах поднимали крюком, привязанным к канату, и, пока слуги подводили коня, их господин беспомощно висел на веревке, напоминая большую колбасу.

— Пусть он там поболтается!

Во второй половине дня, когда жара спала, наступил черед для нового состязания. На ездовой дорожке была установлена виселица, а с ее перекладины свисала веревка с венком. Всаднику нужно было проскакать галопом под виселицей и уколоть венок копьем. Победителем окажется тот, кто больше проколет венок. Первым решился попытать свое счастье устроитель турнира, Фридрих Тирольский. Он вызвал на состязание молодого шурина римского короля, графа Цельского. Юный рыцарь легко одержал победу. Люди стали смеяться над герцогом. Он подошел к королевской чете, что-то сказал ей и, простившись, уехал.

— Пошел готовить ужин. Он будет помогать твоему Фрицлю, — хихикнул сосед матери маленького поваренка.

Люди начали отходить от барьеров. Трубачи весело заиграли. Возле бочек скопилась уйма людей. Натанцевавшись вволю, парни подводили к бочкам своих подружек и угощали их вином. Сумерки сгущались. Воздух казался более теплым, а может быть, люди согрелись от вина, толкотни и танцев.

Рощица была забита людьми. В тени деревьев то и дело появлялись парочки. Не найдя уединенных уголков, они усаживались рядом с незнакомыми людьми. Перед влюбленными была тьма, позади — тьма, и в этой тьме они — одни…

Легко и свободно ехалось в этот вечер по улицам Констанца. Кристоф, слуга Рунтингера, сегодня нуждался в этом больше, чем когда-либо. Он то и дело пришпоривал коня, бойкого рысака из папской конюшни, и остановил его только перед самым трактиром «У золотого колеса». Господина Рунтингера на месте не оказалось, а двое слуг, которые остались с Тюрли и не пошли пьянствовать на Райские луга, не знали, где их постоялец. Кристоф оставил папского коня в конюшне трактира, а сам почти бегом отправился на Райские луга.