Андрей Караулов - Русский ад. На пути к преисподней

Еще больше, чем Грачев, разволновался Баранников: МВД остается, армия остается, а КГБ? Неужели Ельцин, всегда презиравший, кстати, «контору», сведет роль органов только к внешней разведке?

– Возражения есть? – спросил Ельцин.

Дождь вроде бы перестал, уже и солнышко вроде бы пробивалось через елки, но Коржаков так и стоял с огромным зонтом – строгий и злой.

– Ну?

Налетел ветер – удар был такой, что Ельцин, казалось, даже покачнулся на своем пне.

– Ну?.. – повторил он.

Генералы молчали.

– Я долго служил на Западной Украине, – тихо начал, наконец, Шапошников, – и знаю, Борис Николаевич… как там относятся к русским. Если позиции Москвы ослабнут, вокруг русских скоро начнутся такие пляски, что покрикивать придется… часто.

– И ваши предложения, министр?

Шапошников поднялся.

– Повременить… пока. Найти другое решение.

– Какое такое… другое?

– Ну… – Шапошников съежился, – иначе как-то все провернуть…

– А., как, понимашь? Вы знаете?

Ельцин разозлился, он даже чуть приподнялся на своем пне.

– Я не знаю, – развел руками Шапошников.

– И я не знаю! – отрезал Ельцин.

– Трудно будет, мне кажется, – продолжил Шапошников, – построить капитализм в одной, отдельно взятой республике. Мы… мы распадаемся, а везде – рубли, Борис Николаевич! Сначала надо, наверное, русскую валюту ввести…

– Вам не холодно? – вдруг поинтересовался Ельцин.

– Никак нет! – вскочил Грачев.

– Тогда сидите… – разрешил Ельцин.

– Вы, товарищ маршал, доложите Борису Николаевичу про разговор с Горбачевым, – вежливо попросил Баранников. – В деталях, если можно.

– Не надо… в деталях; Горбачев, понимаешь, уже… прибегал… ко мне, хотел вас, Евгений Иванович, в отставку отправить.

– Сволочь Горбачев, – твердо сказал Баранников.

Шапошников встал:

– Так я и знал, Борис Николаевич… Сначала завтраком кормят, потом сдают.

– Может, костер развести? – подошел Коржаков.

– Мне не надо, – буркнул Ельцин.

– Кроме того, Борис Николаевич, – упрямо продолжал Шапошников, – если Россия выделяется, так сказать, в самостоятельное государство, нас, русских, ну… всех, кто в России… будет примерно… сто пятьдесят миллионов – так? Если даже не меньше. А американцев… с их штатами… двести пятьдесят миллионов.

– Сколько-сколько?.. – не расслышал Ельцин.

– Двести пятьдесят.

– Ну и шта-а..?

– То есть даже по численности, Борис Николаевич, – невозмутимо продолжал Шапошников, – их армия становится в два раза больше нашей. Чтоб был паритет, придется увеличить призыв – верно? А у нас призывать некого, одни калеки, да и доктрина сейчас другая – сокращать Вооруженные силы… раз служить некому…

– Товарищ министр, вы не расслышали, – Грачев тоже поднялся и встал рядом с ним. – Президент Российской Федерации нашу армию не трогает. Она… армия… и будет как раз тем фундаментом, на котором мы выстроим новый союз.

– Сядьте оба, – приказал Ельцин.

– Да, когда еще он образуется, Паша… – спокойно возразил Шапошников. – Но пока… я так понял… союз трех. А я не уверен, что Снегур, например, быстро к нам присоединится, я их знаю…

– Зато Назарбаев присоединится, – твердо сказал Ельцин. – Вот увидите.

– Конечно присоединится! – согласился Грачев. – Куда он денется?

– Но… – Ельцин помедлил, – все, шта… говорит маршал Шапошников, он говорит… правильно. Мы же видим, шта… в Прибалтике происходит.

– А если Россия посыплется, Борис Николаевич, русские будут заложниками и в Татарии, и в Якутии, и в Калмыкии – везде! – вскочил Грачев. – Нет, товарищи, план Бориса Николаевича – хороший план, извините меня! Раньше надо было, я так считаю, – раньше!

Грачев посмотрел на Баранникова. Тот согласно кивал головой.

– Я, конечно, не политик, – воодушевился Грачев, – я даже… не министр… я простой солдат, десантник, генерал… но армия, я уверен, все сделает в лучшем, так сказать, виде… и все как надо поймет!

– Прибалтика – другое государство, – Баранников смахнул с носа капельку дождя, – а мы, славяне, обязательно разберемся между собой…

– Где разберетесь? – не понял Ельцин.

– Ну в смысле дружбы, Борис Николаевич, – уточнил Грачев. – Виктор Павлович в смысле дружбы говорит…

Коржаков хмыкнул, причем громко, но Коржакова сейчас никто не слышал.

– …И колебаться не надо, – продолжал Баранников. – Кремль для Горбачева – это ловушка. Как у Наполеона… А мы с Борисом Николаевичем… с Суворовым нашим… – до победы!