Андрей Караулов - Русский ад. На пути к преисподней

Грачев не любил Коржакова: злой. А злые люди – они как змеи…

– Ты, командир, че раньше думал? Ты где раньше-то был, командир?

– Где?! В гнезде! Буря только что началась, понял?!

– Вот и докладывай!

– Саша!

– Да пошел ты…

Телефон поперхнулся лихорадочным тиком.

Сволочь! Почему вокруг Ельцина столько сволочей?

– Товарищ Председатель Государственного комитета РСФСР по оборонным вопросам! – Адъютант тянулся перед Грачевым так, будто хотел стать выше берез. – Министр обороны товарищ Шапошников просит взять трубку!

– Просит, значит, давай, – буркнул Грачев.

Черный «кейс» с телефоном стоял рядом, на лавочке.

– Генерал-полковник Грачев! Слушаю!

– Приветствую, Пал Сергеич, – пророкотал Шапошников. По натуре Шапошников был оптимист, а оптимисты всегда действуют на нервы своей бодростью. – Ты скажи… мы летим или не летим?

– Видимость – тысяча, облачность – сто, ветер – тридцать.

– Понял тебя, – Шапошников задумался. – Значит, по асфальту?

– А это не я решаю, Евгений Иванович. Я не Коржаков!

С некоторых пор Грачев откровенно хамил министру обороны страны, но маршал этого как бы не замечал.

– Я… думаю так, Пал Сергеич: может… в моем «членовозе» помчимся? Я б за тобой заехал, тем более разговорчик есть…

Шапошников – министр, Грачев (по статусу) его первый заместитель. Кому за кем заезжать?

«Новое мышление», – догадался Грачев.

– А что, Евгений Иванович, есть вопросы?

– Есть, Паша. Возникли.

– Так, может, я подскочу?

– А в кабинете, Паша, не поговоришь…

Для Грачева не было секретом, что Шапошников боится собственной тени.

– Буду рад, товарищ министр обороны! И жена будет очень рада.

– Паша, сейчас не до жены, сам знаешь.

– Не-е, я к тому, что перекусим…

– Ну, жди!

На самом деле Грачев относился к новому министру обороны на редкость спокойно: Шапошников – мужик компанейский, невредный, в генеральском застолье откровенен, хотя сам – почти не пьет.

Год назад, в 90-м, Язов убедил Горбачева: если страна не хочет, чтобы ее солдаты и офицеры погибали от голода, армия сама должна зарабатывать деньги; крайне выгодно сдавать под коммерческие рейсы боевые самолеты и корабли. Президент СССР почему-то не сообразил, что на коммерческих рейсах будут зарабатывать не солдаты, а генералы. Грачев знал, что Дейнекин, главком ВВС, лично контролирует (с подачи Шапошникова?) всю коммерцию военного аэропорта Чкаловский. Честно говоря, Грачев тоже очень хотел попробовать себя в бизнесе, но он, во-первых, не знал, как это делается, а во-вторых, был – пока – полководцем без армии, она подчинялась Горбачеву и Шапошникову.

Подошел адъютант: опять Коржаков.

«Замучил, гад», – поморщился Грачев.

– Чего, генерал?

– А ничего, Паша. Нич-че хорошего. Позвони, говорю, шефу, он ждет.

– Ветер тихнет, слышишь? С-час придет хорошая сводка.

– Позвони, бл… – Коржаков кинул трубку.

Борис Николаевич был на даче.

– Алло, у телефона генерал-полковник Грачев. Соедините с Президентом… Пожалуйста.

Ельцин тут же снял трубку.

– Товарищ Президент Российской Федерации! В военных округах на территории России все в порядке! Докладывал Председатель Государственного комитета РСФСР по оборонным вопросам, генерал-полковник Грачев!

– Ишь ты… – хмыкнул Ельцин.

– Теперь, товарищ Президент, разрешите доложить по вылету на объект…

– А што-о тут докладывать?.. – Ельцин не произносил, а как бы отрыгивал из себя слова. – Замутили, понимашь, всех, напредлагали Президенту, а теперь от меня прячетесь…

– Я не прячусь, – доложил Грачев. – Я на даче, Борис Николаевич!

Ельцин был пьян.

– Бо-орис Николаевич…

– Шта? Я – Борис Николаевич, и шта-а?! Значит, так. Вы – на вертолет, мы – в машины. Мы… на машинах поедем, вы – по небу. Вопросы есть?

– Никак нет, товарищ Президент! Буду с гордостью встречать вас на объекте!

– Тогда вот давайте, летите, – смягчился Ельцин. – Ну и… поаккуратней там, понимашь…

Отходчивый человек, наш президент!

– Есть быть аккуратнее! – Грачев всегда совершенно замечательно изображал оптимизм.

– Хорошо. Если получится – свидимся… еще.

Ельцин повесил трубку.

Любые ситуации Грачев оценивал по принципу «дважды два – четыре» и не имел привычки терпеть непонятное.

Судя по всему, это действительно нравилось Ельцину. В чем-то главном Ельцин был на редкость примитивен, а примитивный человек не любит непонятных людей, он от них быстро устает.