Игорь Минутко - Бездна (Миф о Юрии Андропове)

Теперь попытаемся найти ответ на второй вопрос: почему власть не приостановила фашистской демонстрации в Москве?

Нет никакого сомнения: демонстрация молодых фашистов проходила с санкции именно власти. Вот какого подразделения ее? А еще точнее: кто? Кто дал «добро» на эту — для сознания советского общества — чудовищную акцию? Недаром же на Пушкинскую площадь не допустили ни одного советского журналиста. Отвечаю: КГБ, его Председатель — Андропов, сумрачный, загадочный герой моих последних исследований.

Во-первых, просто невозможно представить, чтобы отряд «АГ» возник в политической жизни страны сам по себе и мог самостоятельно и, получается, беспрепятственно функционировать. И если вспомнить, что в борьбе за верховную власть Юрий Андропов на определенном этапе поддерживал Русскую партию, даже был инициатором ее активной деятельности и сам же организовал её разгром (хотя не до конца, и вообще мотивы в таком резком повороте к «руситам» Председателя КГБ еще мною не проанализированы; очевидно, этот анализ — предмет отдельной статьи) — если вспомнить все это, то остается допустить только одно: отряд «АГ» — детище КГБ, о чем, скорее всего, молодые русские фашисты не подозревают.

Во-вторых. Чем объяснить бездеятельность милиции? Когда на Пушкинской площади, превратившейся в последние годы в своеобразный московский Гайд-парк; любая антиправительственная акция, даже самая безобидная («Создадим памятник жертвам сталинских репрессий!») и малочисленная (пять-шесть человек), пресекается немедленно и беспощадно. Объяснение только одно: значит, так и было задумано — чтобы они продемонстрировали и беспрепятственно разошлись. Почему? С какой целью?

Пока у меня есть одно предположение. Думаю, я близок к разгадке этого «фашистского феномена». Дело в том, что бойцы отряда «Адольф Гитлер», как мне удалось выяснить из достоверного источника, в подавляющем большинстве — дети высокопоставленных отцов из государственной и партийной элиты, вплоть до ЦК КПСС. Сделаем предположение: эти партийные и государственные боссы — противники Председателя КГБ в его борьбе за верховную власть. Подобная демонстрация сынков — юных фашистов,— это ли не лучшая компрометация партийную и прочую власть предержащих?

Для чего это надо Юрию Андропову? Если принять мою версию: в мае должен состояться очередной Пленум ЦК КПСС, в работе которого примут участие и те, чьи великовозрастные дети демонстрировали на Пушкинской площади двадцатого апреля. А если все они — ярые противники Председателя КГБ? Правильнее сказать: были ярыми противниками… Может быть, на этом Пленуме что-нибудь произойдет, задуманное Председателем КГБ? Посмотрим. Ждать осталось недолго».

Было шестнадцать часов пятьдесят пять минут.

В одной из комнат за кулисами огромной сцены Дворца съездов в Кремле у стола с несколькими телефонами, с монитором, на котором возникали живые картинки до отказа заполненного зала, со стаканом крепкого чая с лимоном сидел Юрий Владимирович Андропов, в безукоризненно сшитом темно-синем костюме, в белоснежной рубашке; черный галстук был повязан аккуратным узлом, седеющие волосы зачесаны назад — тоже с безукоризненной аккуратностью. Председатель КГБ перелистывал страницы доклада, который он произнесет сейчас. Все рассчитано по минутам — доклад на один час. «Почти» — это реакция зала, аплодисменты, которые предусмотрены в определенных местах, но их продолжительность зависит от эмоций, которые, впрочем, тоже были учтены, когда действо в зале Дворца съездов хронометрировалось. Разница с расчетным временем — предположительно — плюс-минус пять минут.

«Что же,— думал хозяин Лубянки,— я вынужден, учитывая фактор времени, въезжать и на Старую площадь, и в Кремль на идеологическом коне по имени «марксизм-ленинизм». Сейчас главное — верховная власть. Смена ее идеологической базы — потом. Потом!… И, как показал многолетний и горький опыт, не сразу… Ни в коем случае не сразу…»

Щелкнуло в динамике внутренней связи:

— Товарищи, на сцену.

Все дальнейшее — привычно, точно, выверено до мелочей, каждый знает свое место. Вернее, свою роль.

Они — «руководители партии и государства» — направляются к сцене. Во Дворце съездов слышны куранты на Спасской башне — семнадцать часов. Медленно расходится в стороны тяжелый занавес. Первым появляется на сцене Генеральный секретарь ЦК партии, глава Советского правительства, Главнокомандующий и прочая и прочая — в парадном костюме, при всех звездах Героя Советского Союза (и только вблизи можно заметить, что отец нации отрешен, со страшноватой улыбкой на анемичном лице, что дыхание его затруднено и тяжко — это лицо не попадет крупным планом на экраны телевизоров. На крупном плане, уже в конце политспектакля, окажется совсем другая мизансцена)… За Леонидом Ильичом Брежневым следуют ближайшие соратники по установленному ранжиру. Председатель КГБ — седьмым или восьмым номером.