— За мной в отель заедут в одиннадцать.
— Так у нас уйма времени! Сейчас всего лишь восьмой час. А сна — ни в одном глазу, верно?
— Что значит — ни в одном глазу?
— А! Ну тебя! Постой-ка! — Лиза поднялась со стула, подошла к кухонному столу, запустила руку за его угол,— Вроде бы оставалось. Точно!
Она извлекла бутылку пятизвездочного армянского коньяка, наполовину пустую. На столе появились две приземистые рюмки.
— Давай-ка, Жозеф.— Лиза разлила коньяк по рюмкам.— Это у вас вроде бы по утрам не пьют. Но ты, милый, в России. Один мой знакомый говорит: с утра выпил — весь день свободен. Поехали!
— Поехали, Лиза.
— Жаль, лимончика нет,— сказала она, закусывая куском уже остывшей яичницы.
Тепло, благодать, радужное восприятие жизни — все эти великолепные чувства разом посетили американского журналиста. Сначала он, с неожиданным удивлением, подумал: «Я с Лизой и своими опекунами за последние дни выпил алкоголя столько, сколько дома не осилил бы и за год». И потом подумал: «Наверняка Лизе так же хорошо, как мне. Самое время задать первый вопрос».
— Лиза,— сказал он, смущаясь.— Я хочу у тебя кое-что спросить… Ну… Может быть, это нескромно…
— Валяй,— перебила Лиза, рассматривая пустую рюмку на свет.— Спрашивай.
— У тебя на животе, от пупочка и вниз — шрам. Откуда?
— Да зачем тебе это? — перебила Рафта «единственная женщина».
— Я хочу о тебе знать все! — пылко воскликнул Жозеф.
Лиза неожиданно рассмеялась, встала со стула, подошла к американцу, обняла его голову, прижала к своей груди. Через тонкую ткань халата он ощутил запах ее тела, губы сами нашли напрягшийся сосок.
— Стоп, стоп!
Лиза отстранилась и, довольно грубо оттолкнув Жозефа от себя, отошла к окну, облокотилась о подоконник.
— Глупенький…— Голос ее звучал устало и с сожалением,— Если ты все узнаешь обо мне… У тебя, америкашка, крыша сдвинется, увезут в дурдом. А из наших психушек мало кто возвращается в нормальную жизнь.— Лиза усмехнулась.— Если только можно назвать нормальной жизнь так называемого простого советского человека,— Она налила себе полную рюмку коньяку,— Тебе — нельзя, тебе — работать. А я еще день свободна как ветер,— Лиза медленно, с удовольствием отпила половину рюмки, вытерла рот ладонью, закусывать не стала,— А шрам на животе… Что же, изволь, раз ты такой любознательный. Ты, конечно, знаешь, что такое групповой секс? — Рафт молчал.— Это сто лет назад было, когда я еще в пэтэухе обреталась. Была у нас компания: подружки мои, все вчерашние деревенские малолетки. Но все девки разудалые, других к себе не подпускали. А с той стороны — блатари местного масштаба, мальчики — оторви голова. Вот и собирались на одной хате для групповых утех. А в меня тогда — надо же! — студентик первого курса консерватории втюрился, на скрипочке пиликал. Такой пай-ребенок: в кудряшках, с галстучком, носовые платочки духами пахнут. «Лизонька, примите от меня этот скромный букет». А я, дура бестолковая, затащила его в ту нашу компанию, не скрою: интересно было, как мой воздыхатель Петя… Его Петром звали. Как он на все это прореагирует. Прореагировал… Когда все началось на его глазах, когда я по рукам пошла да при ярком свете… Кинулся Петя меня отбивать у очередного партнера… Нет, их тогда сразу два было. Он на них бросился. Драка. Я — разнимать. Вот и получила свое перо. С тех пор шрам, память о кудрявом Петеньке. Интересно? — Лиза, не отрываясь, в упор смотрела на Жозефа Рафта. Зрачки в ее глазах расширились.— Тебе что-нибудь еще рассказать из своей быстротекущей жизни?
— А что с ним? — тихо спросил американец.
— С кем?
— С этим Петром.
— Не знаю… Не помню. Слинял куда-то. Всех, дорогой мой, не упомнишь.— И вдруг Лиза закричала: — Что ты ко мне прицепился? Скажи? Чего ты мне в душу лезешь? Все! Все! — Она залпом допила коньяк,— Уходи! Я хочу побыть одна. Проваливай!
Лиза вытолкнула американца из кухни.
Оскорбленный, ничего не понимающий, Рафт трясущимися руками оделся и бросился к двери. В передней его остановил тихий голос Лизы:
— Подожди, Жозеф…— Она подошла к нему, нежно, осторожно обняла, прижалась всем телом.— Прости. Прости, милый. Завтра мы не встретимся. Мне надо к родителям. Обещала. Я сама позвоню тебе.
— Когда?
— Завтра вечером. А сейчас — иди! — Лиза подтолкнула Жозефа к двери.
Он очутился на улице, по счастью, тут же подвернулось такси. Не прошло и часа — в своем номере отеля «Националь» американский журналист лежал на своей беспредельной кровати, рухнув в нее не раздеваясь. Было четверть одиннадцатого. Через сорок минут за ним приедут Ник Воеводин и Валерий Яворский — работа продолжается, господа!
Читать дальше