— Почему, Лиза?
— А пошел ты, Жозеф, к черту! Втянул меня в этот идиотский разговор.
— Я втянул?
— А кто же? Угадай… «один из вождей»… Один из этих выживших из ума стариков, засевших в Кремле…— Последняя фраза была произнесена шепотом.— Милый, пошли отсюда. Что-то мне стало невмоготу.
— Пошли…
…В эту их ночь Лиза была особенно, невероятно, даже страшно неистова — как будто все это в ее жизни происходило в последний раз.
— Еще, Жозеф, еще! — шептала она, переворачивая его на спину.— Хочу!… Хочу тебя, мой дурачок… Мой мальчик… Сейчас… Сейчас, сладенький… Он проснется…
Жозеф обваливался в сладостную бездну, взлетая на гребень огненного вала, и опять низвергался вниз. Снова и снова. И сам себя чувствовал в ее объятиях неистовым, ненасытным, могучим.
— Лиза, Лиза, Лиза…— шептал он, сливаясь с ней воедино в судорожном биении.— Какое счастье… Только Бог… Лиза! Только Бог может послать такое счастье. Это он соединил нас.
— Бог, Бог, Бог…— бормотала ока, гибко, сильно и нежно изгибаясь под ним.— Бог…
Лиза заснула внезапно, сразу, не добормотав какую-то фразу.
Он лежал рядом с ней, боясь пошевелиться, опустошенный, счастливый, понимая, что сейчас рядом с ним лежит его женщина, единственная, предназначенная в этом мире только для него. И он принадлежит только ей.
Господи! Что же делать?
Смутное сомнение, беспокойство, даже подозрение (бывалые коллеги в журнале, напутствуя Жозефа Рафта, предупреждали: «Всегда имей в виду: с тобой там могут работать агенты госбезопасности. В любой должности») — все эти страхи сейчас, рядом со спящей любимой женщиной, его единственной, показались ему ерундой, химерой.
«Так не притворяются,— думал он.— Так невозможно притворяться. Надо что-то придумать. Мы придумаем, придумаем…»
За окном уже начало светать. Рафт взглянул на часы — двадцать минут пятого.
Он осторожно выбрался из-под тонкого одеяла. Лиза перевернулась на бок, что-то пробормотав во сне. Она спала с приоткрытым ртом, и на подушке образовалось маленькое темное пятнышко от слюны. Приступ нежности, замешенной на непонятной, сдавливающей сердце тревоге, внезапно ощутил американский журналист.
«Как она беззащитна, беспомощна…»
Он наклонился, еле касаясь губами, поцеловал ее плечо.
Лиза спала…
Стараясь ступать бесшумно, он, голый, проследовал в ванную, принял душ. Стоя под прохладными струями, решил: «Сейчас приготовлю завтрак и тогда разбужу ее».
Мужского халата Жозеф, естественно, не обнаружил и поэтому в кухне появился в повязке из махрового полотенца вокруг пояса.
«Так… Что тут у нее есть?»
Кухня, как и вся эта странная квартира, была убога, аскетична, без признаков присутствия в доме женщины-хозяйки.
Но все необходимое нашлось: на полках кухонного шкафа — посуда, кофе, сахар, печенье, хлеб, в грубых пакетах из серой бумаги несколько сортов конфет (Рафта удивило, что во всех пакетах конфет было одинаковое количество, граммов по триста, как будто некто их отпускал по определенному количеству — ни больше ни меньше); в холодильнике — рыбные и мясные консервы, сливочное масло, сыр, ветчина, яйца.
«Сейчас что-нибудь сообразим. Есть хочется зверски. Во время завтрака я задам Лизе два вопроса. Ее ответ на второй вопрос все прояснит окончательно».
И Жозеф приступил к приготовлению импровизированного завтрака на двоих — он умел и даже любил это делать.
…Уже на сковородке потрескивала яичница с ветчиной, на тарелках разложены маленькие сандвичи с сыром и копченой скумбрией, в чайнике вскипела вода, на столе живописно расставлена посуда («Маленького букета цветов не хватает»,— подумал Жозеф) — на этой стадии приготовления завтрака в кухне бесшумно появилась Лиза в пестром халатике, накинутом на голое тело, с мокрой головой: она, оказывается, успела принять душ.
— Смотри-ка! — удивленно сказала хозяйка непонятной квартиры,— Ты прямо волшебник.
— Волшебник, переполненный любовью.— Он смотрел на свою женщину, не в силах оторвать от нее взгляда.— Прошу!
Лиза села к столу.
— Кофе, чай? — спросил Рафт.
— Да не суетись ты,— сказала она, и в голосе Лизы Жозеф услышал легкое раздражение.— Я сама себе налью. И тебе тоже. Чай, кофе?
— Мне все равно,— сказал он, обидевшись.
— Тогда чая,— сказала она.
Ели молча. Настроение американского журналиста портилось.
«Да что происходит, в конце концов?» — с удивлением подумал он.
— Вкусно,— нарушила молчание Лиза.— Молодец! Только под такую закуску… У тебя когда начинается рабочий день?
Читать дальше