Павел Шестаков - Самозванец

— А мне как знать? О том мне ничего не наказано.

В обряде произошла заминка. По свидетельству очевидца, присутствующие «подивились простоте этого народа». Пришлось вопрос повторить.

— Если бы обещал другой невесте, то не послал бы меня сюда, — отрезал Великий Посол, досадуя на дотошных поляков и видя в обычной формуле покушение на личную жизнь цесаря.

Впрочем, не меньшее уважение проявил московский дипломат-европеец и к будущей царице — не посмел взять Марину просто за руку, как было положено жениху, но обернул свою руку чистым платком.

Так или иначе, обряд был благополучно завершен, после чего последовал «великолепный стол». Можно сказать, что подлинным украшением стола оказались не блюда и вина, которых было, конечно, предостаточно, но дары, подносимые невесте, сидевшей за столом рядом с Сигизмундом.

Вот перечень:

Богатый образ св. Троицы, благословение Царицы — Инокини Марфы.

Перо из рубинов.

Чаша гиацинтовая.

Золотой корабль, осыпанный многими драгоценными каменьями.

Золотые бык, пеликан и павлин.

Удивительные часы с флейтами и трубами.

Три пуда с лишком жемчуга.

Шестьсот редких соболей.

Кипы бархатов, парчей, штофов, атласов…

Перечень не полный!

В комментариях не нуждается. А ведь это только задаток!

— Чудесно возвышенная богом! — обращается Сигизмунд к Марине и, обнажив голову, благословляет ее. — Не забудь, чем ты обязана стране своего рождения и воспитания, где нашло тебя счастье необыкновенное. Имей страх божий в сердце, чти родителей и не изменяй обычаям польским!

Марина на коленях благодарила монарха.

Все это пришлось не по душе Власьеву, который придерживался совсем иных норм этикета и, с точки зрения поляков, продолжал чудить. За столом отказывался от еды, несмотря на личное королевское приглашение, заявляя, что холопу неприлично есть при столь высоких особах, что с него довольно чести смотреть, как они кушают. Наотрез отказался посол-«холоп» и от танца с невестой.

— Дерзну ли коснуться ея величества!

Так вел себя человек, по русским меркам своего времени высокопросвещенный, «выездной», наделенный царем доверием и высшими полномочиями. Что же говорить о «диких» боярах, окружавших Дмитрия дома! За право быть холопами, повелевающими собственными холопами, они готовы были идти на любое преступление. Лишь на плахе, накануне встречи с тем, пред кем все равны, обретали эти люди подобие достоинства!

«Чудачества», однако, не повредили Власьеву в глазах Сигизмунда. Возможно, они лишь подтверждали представления короля о «простоте этого народа». Посол был гостеприимно приглашен на бракосочетание самого короля с австрийской эрцгерцогиней. Приглашение казалось многозначительным, за брачными связями между Москвой и Польшей, Краковом и Веной открывались перспективы большого, уже не родственного, но политического союза христианских держав «против турского», как писали в московских дипломатических грамотах.

Этими надеждами жил и Дмитрий.

Поход виделся царю весной, а пока в государстве идет к нему энергичная подготовка.

Разосланы распоряжения стягивать войска с севера. На пушечном дворе льют новые орудия, мортиры, изготовляются другие виды огненного боя.

Под Москвой построена специальная крепость, где постоянно тренируются воины — русские и иноземцы, одни в обороне, другие в штурмовых отрядах, меняясь местами.

Во всех боевых начинаниях царь принимает личное и самое активное участие.

Вот верхом стремглав подлетает он к крепости. Там идет пристрелка новых пушек. Ядра, выпущенные неумелой рукой, летят мимо цели. Дмитрий соскакивает с коня, сам становится к орудию.

Выстрел!

Разлетается, сверкая осколками, ледяная башня-мишень.

Еще выстрел. Еще. Снова точно.

Царь доволен, смеется.

— Вот так надо!

Тем временем стрельцы засели в крепость. Немцам предстоит штурм. Дмитрий с ними. Сражаются, понятно, оружием не смертельным — палками, замороженными снежками.

Однако… Кое-кто утирается кровью, на валу настоящая потасовка, царя в числе других сбивают с ног, он вскакивает, отбивается от града ударов, ему весело.

Ему это нравится.

Но обленившимся стрельцам, что сморкаются красным в снег, — нет.

А царь, не обращая внимания на недовольных, говорит, отряхивая снег:

— Так возьму Азов!

Знакомая картина, знакомые слова. Через девяносто лет повторит эти слова Петр.

Следует отметить и общее направление военной мысли обоих царей. Петр сделал базой южного похода Воронеж, Дмитрий назначил сборным пунктом войск Елец, куда заблаговременно начал собирать артиллерию. В отличие от бояр, эти цари не опасаются опереться на казачество, напротив, уверены в надежности пути по Дону. Оба понимают, что для серьезной борьбы с Турцией необходима опора, населенный тыл, которого не найти в пустующих степях. Позже, при Анне Иоанновне, в этом убедился Миних.