Иосиф Кантор - Ной. Всемирный потоп

– Может статься и так! – дерзко ответил Хам. – Просто так не возьмешь и не убьешь! Для убийства нужна причина, и причина из веских! Если бы Ирад не сотворил какого-то зла и не перешел бы кому-то дороги, то кому и зачем понадобилось его убивать?! Ирад был убит не в многолюдной драке, как иногда случается и не в темноте, когда можно подумать, что убийца ошибся! Нет! Он был убит на своем поле, при свете дня, и тот, кто убил, хотел убить именно его! Ты говоришь «добрый Ирад»! А ко всем ли он был добр?!

С каждой фразой голос Хама становился все громче и громче.

Ной не нашел, что ответить, да и не хотелось отвечать. Ясно было, что разговора не получилось, так зачем же продолжать? Гнев и запальчивость не располагают к беседе.

– В том, что женщина изменяет мужу своему, есть и его вина! – выкрикнул Хам, вскочив на ноги. – Любое убийство имеет в основе своей две причины – деяния убитого и намерение убийцы!

Сказав это, он развернулся и ушел, не дожидаясь ответа. Ной остался сидеть там, где сидел, и пытался обуздать свой гнев. Хам зарвался! Как смеет он говорить отцу такое, да еще повышать голос? Как смеет он, будучи младшим, первым заканчивать разговор?

Ною потребовалось сколько-то времени для того, чтобы успокоиться. Справиться с гневом удалось относительно легко, но вот сомнения в отношении Хама окрепли и это было хуже всего. Человек, оправдывающий убийство, человек, разделяющий ответственность между убийцей и его жертвой, вполне мог оказаться убийцей. Горячность, с которой Хам говорил о Хоар, тоже настораживала и заставляла задуматься. Ну, а если сложить все вместе, то получалось…

– Не мог он… – прошептал Ной, чувствуя, как на глаза его наворачиваются слезы. – Не мог он убить… Мой сын не убийца… Мой сын…

Очень хотелось в это верить. Но не всегда получается верить в то, во что хочется верить. Как ни старайся, как себя не убеждай.

Худшее из состояний, когда сердце говорит одно, а разум – другое. «Нет мира в душе», – говорят про такое, а как же жить, когда в душе нет мира?

«Любое умение идет человеку на пользу», – любит повторять мой отец. Он гордится тем, что знает много ремесел – от плотницкого до сапожного. И еще он гордится тем, что совершенно не умеет лгать. А ведь это очень ценное умение, и пользы от него человеку больше, чем от всех ремесел, вместе взятых. Ложь, сказанная к месту, может избавить от несчастья или же принести прибыль. Так нет же! Мой отец праведник, а праведники никогда не лгут. Только не надо думать, что праведники всегда говорят правду! Они или говорят правду, или отмалчиваются. Порой это молчание может довести до беды. Все умные люди кричат славословия, приветствуя правителя Явала, а мой отец стоит в первых рядах и молчит. Разве после такого можно надеяться на какое-нибудь благо от правителя или его людей? И ради чего вести себя так? Чтобы люди сказали: «Вот Ной, который не славословит правителя нашего?». Какой в том прок? Люди чаще говорят другое: «Вот гордец, который ставит себя выше правителя! Он подпоясывается простой веревкой, но он не так уж и прост!». Говорят и смеются. Веревка, которой подпоясывается мой отец, давно уже стала притчей во языцех. У самого последнего бедняка есть хоть какой-то, хоть плохонький, но пояс, и только отец мой перепоясывает чресла свои простой веревкой! «Зачем мне пояс, – говорит он, – если и веревка сгодится?» Он думает, что, выделяясь подобным образом, приобретает отличие, но на самом деле, он роняет не только свое достоинство, но и наше семейное. «Вот сын перепоясанного веревкой!» – говорят про меня, и больно мне слышать такое. Я не могу сказать подобно тому, как говорит отец: «Кто хочет – видит человека, кто хочет – видит веревку», потому что в этих словах нет смысла. Любой, кто смотрит на отца, видит и человека, и веревку, иначе и быть не может! Однажды мы с братьями подарили отцу пояс, достойный почтенного человека, так что же? Он взял, поблагодарил, пошел купил еще два таких же и дал нам со словами: «Пусть это будет вам от меня». А сам остался при своей веревке!

Торговцы Атшар или Элон не скупятся ни на славословия правителю, ни на подарки ему и его людям, оттого и живут в богатстве, не утруждая себя низкой тяжелой работой. В поле Атшар выходит лишь для того, чтобы отдать распоряжения работникам, а Элон, должно быть, не знает, с какого конца берутся за мотыгу. Они – счастливые люди, умеющие добиться блага для себя.

Люди правителя не раз намекали отцу, что ему следует обуздать свою гордыню, но в ответ на ласковые увещевания отец отвечал дерзостью, не задумываясь о том, что терпение правителя может иссякнуть.