Дэвид Мэдсен - Мемуары придворного карлика, гностика по убеждению

– Да, я был одним из них. Да, я знаю. Но она не была. Она ничего не знала о делах отца.

– Не может быть. Вы каждую неделю собирались в ее доме…

– То есть в доме ее отца. Мы были его гостями, а не ее.

– Я… я не верю тебе… это невозможно… Я бросил документ на стол перед ним.

– Прочтите сами, – сказал я. – Здесь подпись кардинала.

Он взял документ дрожащими руками и принялся читать, медленно, молча проговаривая каждое слово тонкими, бескровными губами, как женщина за молитвой. Наконец он разжал пальцы, и документ выпал из рук.

– Ты подверг пытке и уничтожил невинное человеческое существо, – сказал я тихо. – Как ты после этого себя чувствуешь? Ты сгубил чистую, непорочную жизнь. Ты приговорил девушку к ужасной смерти в огне, а она была невиновна в преступлении, в котором ее обвинили. Из-за тебя Святая Мать Церковь потеряла одного из своих детей. Что тебе теперь говорит Бог, Томазо делла Кроче?

Он ничего не ответил. Его невидящие глаза были неподвижно устремлены на лежащий на столе документ.

– Ты несомненно хочешь остаться один и подумать о своей вине, – сказал я.

Но он сейчас был не только слеп, но и глух. Я тихо затворил за собой дверь.

Все следующее утро я в лихорадочном нетерпении ждал известий о смерти фра Томазо делла Кроче. Они так и не поступили. То же, что я услышал, было очень странно: инквизитора похитили из места заключения при помощи хитрого плана, включающего в себя подкуп, подлог и насилие. В похищении участвовало четыре человека; из которых трое, по описанию, были полулюдьми-полузверями. Молодого монаха, которому было поручено прислуживать делла Кроче, жестоко убили.

Андреа де Коллини. Магистр. Какое дьявольское терпение он проявил, продумывая план, оттачивая все детали; он наслаждался своей хитростью, был заворожен темным покрывалом таинственности, которым окутал свои истинные намерения… И вот безумие полностью вышло на поверхность. Теперь я ясно видел, что зрело в его воспаленном мозгу, так же ясно, как видел свою медлительность.

С этим надо было покончить раз и навсегда.

В начале 1520 года мне казалось, что я нахожусь в совершенном одиночестве в своем собственном мире, – мире, который сочетал нереальность роскошного фарса с самым что ни на есть реальным присутствием крови и смерти. Лев был оставлен на меня – но ненадолго. Серапика необычно резко постарел, он больше не вышагивал гордо и не рассуждал радостно и изысканно о высоких государственных делах, а много сидел в задумчивости, погруженный в себя. Звезда Биббиены уже давно померкла, и теперь у власти был кардинал Джулио де Медичи, который вел себя словно второй Папа, налево и направо давал «аудиенции» и тем самым накапливал значительное личное состояние.

Следует еще сказать об одной важной кончине – умер маэстро Рафаэль. Его последним творением стало воистину вдохновенное изображение Преображения Христа. Эту работу заказал кардинал Джулио де Медичи для своего собора в Нарбонне. Полагаю, должно быть, очень трудно создать впечатление того, что человеческое тело поднято в воздух, так, чтобы это тело не казалось ни похожим на привидение, ни смешным и нелепым. Я не художник и не знаком с различными сложными техниками воплощения замысла, но мне кажется, что это просто триумф Рафаэля. Сам Христос излучает невозможную смесь величия и смирения, деятельности и покорности, великолепия и мягкости. И это тем более замечательно, что все это совершенно правдоподобно. Поскольку я гностик, то я также немного и мистик, и я могу сказать вам, что эта картина Рафаэля – мистическое творение. Человек не просто стоит и смотрит на картину – он приглашается в изображенный на ней мир, так что наблюдатель становится участником. Человек втягивается внутрь, если хотите, ибо сила ее духовного притяжения непреодолима. Картина была также очень ко времени, поскольку по существу она – великолепное утверждение веры в Христа (такой, какая у меня, ведь у Церкви ее явно нет), и кроме того, она еще больше усилила гнев христиан на продвижение иноверцев турок. Еще Папа Каликст III после победы над турками под Белградом в 1456 году объявил, что весь христианский мир ежегодно в августе должен отмечать праздник Преображения, и хотя нельзя сказать, что это событие было свежо в памяти, многие о нем могли еще вспомнить. Маэстро Рафаэль закончил лишь верхнюю часть картины (которая в любом случае и есть самая существенная), так как в последнюю неделю марта 1520 года он слег с нашей опасной и такой распространенной римской лихорадкой, что очень сильно подорвало его жизненные силы, которые и так были истощены работой. Он умер б апреля в Великую Страстную пятницу. Незавершенный шедевр был помещен у изголовья гроба. Маэстро было тридцать семь лет.