Дэвид Мэдсен - Мемуары придворного карлика, гностика по убеждению

– Не бойся, – прошептал я, – Больше не надо бояться.

Она перевалилась на спину, приподняла голову и посмотрела на меня своими грустными темными глазами.

– Ты меня узнаешь? – спросил я. – Я карлик. Я наблюдал за тобой, долго наблюдал. Я пришел исполнить то, что пообещал несколько лет назад, когда в первый раз увидел, что они с тобой делают. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Сердце мое бешено заколотилось, когда я увидел, как она едва заметно кивнула – едва узнаваемое движение, всего мгновение! – и я знал, что она понимала. Я аккуратно обхватил пальцами ее грязную шею и стал давить. Я давил изо всех сил, но хотя она и не делала ни малейшей попытки сопротивляться, мне было очень тяжело. Глаза ее начали выкатываться, она их плотно зажмурила, затем снова открыла. Губы ее приоткрылись, и появились пузыри слюны. Глубоко, глубоко в горле послышался стон. Она повернула голову влево.

– Лежи спокойно! – воскликнул я. – Лежи спокойно, а то это никогда не кончится!

Я чувствовал, как мои пальцы погружаются в ее тело: ощущение было такое, словно месишь тесто. Мои колени упирались в ее живот сбоку, и я услышал, как она гулко, прерывисто перднула. Я сделал глубокий вдох и принялся давить еще сильнее. У нее из уголка рта начала сочиться кровь, и лицо ее стало изменяться в цвете. О, в ушах у меня стоял такой шум, что казалось, в голове у меня целое море и беспощадные волны все налетают и разбиваются о мой череп!

Она вдруг повернула ко мне свои выпученные глаза, и веки ее затрепетали. После этого она сделалась неподвижной, между губ среди пены слюны и крови показался кончик языка. Губы ее посинели Я не пытался причинить ей боль, я не хотел причинять страдания – я просто хотел, чтобы она умерла и больше не страдала. Вены у нее на шее были толстые как веревки, клянусь. Налитые кровью. Я все давил и давил, задыхаясь от усилия. Из нее вырвался долгий хриплый вздох, по звуку похожий на то, как с шипением испаряется вода, которую плеснули на раскаленные кирпичи. И вот наконец тишина. Она умерла.

Антонио Донато сидел абсолютно неподвижно. Казалось, что он прикован к месту.

– Ну? – сказал я голосом, немного дрожащим из-за эмоций, пробужденных воспоминаниями о той ночи. – Ты мне ничего не скажешь?

Наконец он проговорил насмешливым голосом:

– Значит, ты не лучше нас остальных, Коротышка? Какими бы словами ты ни разукрасил рассказ, ты – хладнокровный убийца.

Я ничего не ответил.

– Ладно, возьму твои сраные деньги.

– От тебя потребуется подписать официальный документ. Или поставить свой знак.

Он поднял голову и посмотрел на меня недобрым взглядом. Глаза его были воспалены и слезились.

– Свое имя я прекрасно сумею написать, Коротышка.

– Хорошо. Бумага будет подготовлена, и деньги получишь, как только подпишешь ее.

– О, во имя Христа, убирайся и оставь меня в покое.

Как только я вышел из душной вонючей комнаты, я прислонился к стене и меня вырвало.

– Он согласился подписать документ, – сказал я кардиналу Каэтану.

– Превосходно! Я рад! Он может быть обнародован, и Томазо делла Кроче отпущен.

– Нет.

– Извини, не расслышал?

– Я сказал – нет.

– Но я не понимаю, Пеппе. Ведь успех всего дела…

– Дело действительно удалось, – перебил я его. – Документ будет обнародован, маэстро Антонио получит свои пятьсот дукатов, и о нем вы больше не услышите.

– А Томазо делла Кроче…

– Он должен умереть.

Каэтан посмотрел на меня так, словно я был полным сумасшедшим.

– Кажется, я не совсем правильно понял твои слова, – выговорил он с трудом.

– Нет, нет, все правильно. Томазо делла Кроче должен умереть. И вы позволите мне все устроить.

– Но это абсурд!

– Почему? По крайней мере, он умрет невиновным, хотя он далеко не таков. Ведь главное – очистить его имя, так? Избежать скандала? Это будет достигнуто, как только Антонио подпишет документ и получит деньги. Нет ничего скандального в человеческой смерти, люди умирают каждый день.

– Не могу поверить, что ты это говоришь…

– Но я действительно это говорю, Ваше Высокопреосвященство.

– И эта… эта чудовищная мысль… это и есть та личная цель, о которой ты говорил? Устроить его смерть?

– Да.

Каэтан в волнении встал со своего золоченого кресла и принялся ходить по комнате.

– Ты просишь слишком много, Пеппе. Томазо делла Кроче – священник… член доминиканского ордена… он… ты требуешь убийства!

– Да.

– Я не могу это одобрить. Никогда.

– Тогда Антонио Донато не подпишет документ.