Священник посмотрел на статую Святой Девы, перевел взгляд на взломанную кассу и покинул часовню.
— Я верю в то, что мальчик говорит правду, — объявил он небольшой толпе, которая ждала в крытой галерее. — Я верю, что он не грабил кассу. Более того, он пытался не допустить, чтобы ее ограбили.
Рамон, который вышел вслед за кюре, утвердительно кивнул головой.
— Тогда, — спросил офицер, — почему он не может ответить на мои вопросы?
— Нам известны причины, — твердо сказал Рамон. — И они достаточно убедительны. Если кто-то не верит мне, пусть выйдет вперед и скажет. — Он обвел взглядом своих товарищей: никто не проронил ни слова.
— А сейчас вот что, — начал кюре. — Где старшины нашей общины?
Трое бастайшей подошли к тому месту, где находился отец Альберт.
— У каждого из вас есть по ключу от кассы, не так ли? — Когда старшины подтвердили, кюре строго посмотрел на них и спросил: — Вы клянетесь, что эта касса открывалась только всеми вами вместе и в присутствии десяти членов общины, как того требует предписание?
Старшины поклялись вслух таким же торжественным тоном, каким их спрашивал кюре.
— Вы клянетесь, что последняя запись, сделанная в книге кассы, соответствует сумме денег, которая там была положена?
Трое старшин поклялись снова, и священник повернулся к офицеру:
— А вы, офицер, клянетесь, что это именно тот кошелек, который был у мальчика? Клянетесь, что его содержимое такое же, как и тогда, когда вы встретили Арнау?
— Вы оскорбляете достоинство офицера короля Альфонса! — возмутился тот.
— Вы клянетесь или не клянетесь? — закричал кюре.
Несколько бастайшей подошли к офицеру, молча требуя ответа.
— Клянусь.
— Хорошо, — продолжил отец Альберт. — Сейчас я пойду за кассовой книгой. Если этот мальчик — вор, содержимое кошелька должно быть таким же или большим, чем сумма, указанная в книге. Если в кошельке меньше монет, ему следует верить.
Бастайши одобрительно зашептались. Многие из них смотрели на Арнау; все они пили свежую воду из его бурдюка.
Отдав ключи от часовни Рамону, чтобы тот закрыл ее, отец Альберт отправился в свои комнаты за кассовой книгой, которая, согласно предписанию бастайшей , должна была находиться у третьего лица. Насколько он помнил, содержимое кассы не могло соответствовать количеству денег в злополучном кошельке, который Грау приготовил для начальника тюрьмы. Денег на кормление его заключенных тратилось гораздо меньше, чем их было в кассе. Этот факт послужил бы неопровержимым доказательством невиновности мальчугана. Подумав об этом, священник улыбнулся.
Пока отец Альберт искал книгу, чтобы затем вернуться в церковь Святой Марии, Рамон пошел в часовню и закрыл решетку на ключ. Неожиданно он заметил, как что-то блеснуло внутри нее. Не прикасаясь к предмету, который был им обнаружен, и никому ничего не сказав, он отправился к бастайшам , в ожидании кюре окружившим Арнау и солдат.
Рамон что-то шепнул троим из них, и они вместе вышли из церкви, стараясь, чтобы никто этого не заметил.
— Согласно кассовой книге, — заговорил отец Альберт, показывая ее троим старшинам, чтобы те подтвердили его слова, — в кассе было семьдесят четыре динеро и пять сольдо. Посчитайте то, что в кошельке, — добавил он, обращаясь к офицеру.
Прежде чем открыть кошелек, офицер покачал головой: там не могло быть семидесяти четырех динеро.
— Тринадцать динеро, — объявил он. — Но ведь у мальчишки мог быть сообщник, который забрал недостающую часть!
— А зачем этому сообщнику оставлять тринадцать динеро Арнау? — спросил один из грузчиков.
Это замечание было встречено одобрительным шепотом.
Офицер посмотрел на бастайшей. Он мог бы сказать, что все это случилось по неосторожности, из-за спешки или нервозности, но предпочел промолчать, потому что некоторые из грузчиков уже подошли к Арнау и стали похлопывать мальчика по спине, гладить его по голове.
— Но если это был не мальчик, то кто тогда? — только и спросил он.
— Я думаю, что знаю, кто это был, — услышали бастайши голос Рамона, который вышел из-за главного алтаря.
За ним следовали двое грузчиков, с которыми он успел поговорить; они с трудом тащили крупного мужчину.
— Это он! — воскликнул Арнау, как только увидел этого человека.
Мальоркиец всегда отличался склочным характером. Когда старшины общины узнали, что у него была сожительница, его прогнали. Ни один бастайш не мог иметь внебрачные связи, а его жена тем более. В этом случае грузчика изгоняли из общины.
Читать дальше