Ильденфонсо Фальконес - Собор Святой Марии

Арнау услышал, как у него за спиной открылись двери и солдаты прошли до того места, где стоял он, а потом снова вернулись на свой пост.

Он заметил сразу присутствие старухи, увидев ее ноги, босые, морщинистые, грязные, в язвах, кровоточащие.

Николау и епископ улыбнулись, когда поняли, что Арнау обратил внимание на старую женщину. Хотя он стоял на коленях, она оказалась немногим выше его — настолько она была сгорбленная и высохшая. Дни, проведенные в тюрьме, не прошли для Франсески бесследно: редкие седые волосы были всклокочены, а ее профиль — она смотрела, не отрываясь, на трибунал — напоминал висящий бурдюк. Арнау не смог увидеть ее глаз, скрытых под воспаленными веками, которые приобрели лиловый оттенок.

— Франсеска Эстэвэ, — обратился к ней Эймерик, — ты клянешься четырьмя евангелиями?

Голос старухи, на удивление суровый и твердый, поразил всех присутствующих.

— Клянусь, — ответила она и тут же добавила: — Но вы совершаете ошибку, меня зовут не Франсеска Эстэвэ.

— Как это? — опешил Николау.

— Меня зовут Франсеска, но не Эстэвэ, а Рибес. Франсеска Рибес, — добавила она, повышая голос.

— Должны ли мы напомнить тебе о твоей клятве? — вмешался епископ.

— Нет. Из-за этой клятвы я и говорю правду. Мое имя — Франсеска Рибес.

— Разве ты не дочь супругов Эстэвэ? — спросил Николау.

— Я никогда не знала моих родителей.

— Ты выходила замуж за Берната Эстаньола во владениях Наварклес?

Арнау выпрямился. Бернат Эстаньол?

— Нет. Я никогда не была в этих местах и ни за кого не выходила замуж.

— Разве у тебя не было сына по имени Арнау Эстаньол?

— Нет. Я не знаю никакого Арнау Эстаньола.

Арнау повернул голову к Франсеске.

Николау Эймерик и Беренгер д’Эрилль зашушукались между собой, а затем инквизитор, кивнув нотариусу, снова посмотрел на старуху.

— Слушай, — приказал он Франсеске.

— Заявление Хауме де Беллеры, сеньора де Наварклеса, — начал читать нотариус.

Арнау насторожился, услышав имя де Беллеры. Отец говорил ему о нем. Он с любопытством воспринял предполагаемую историю своей жизни, ту, которую Бернат унес с собой в могилу. Арнау впервые слышал о том, что его мать вынуждена была кормить молоком новорожденного сына Ллоренса де Беллеры. Ведьма?

Версия Хауме де Беллеры о бегстве его матери в связи с тем, что у новорожденного появились первые признаки дьявольской болезни, вызвала у Арнау ухмылку.

— Потом, — продолжал читать нотариус, — отец Арнау Эстаньола, Бернат, освободил его при попустительстве охраны, убив при этом невинного мальчика, и оба бежали в Барселону, покинув свои земли. Уже в графском городе их приняла семья коммерсанта Грау Пуйга. У доносящего есть сведения, что ведьма стала публичной женщиной. Арнау Эстаньол — сын ведьмы и убийцы, — закончил он.

— Что ты можешь на это сказать? — спросил Николау у Франсески.

— Что вы ошиблись в проститутке, — спокойно ответила старуха.

— Ты! — закричал епископ, показывая на нее пальцем. — Публичная женщина! Ты смеешь ставить под сомнение утверждение инквизиции?

— Я здесь не как проститутка, — невозмутимо заметила Франсеска, — и не для того, чтобы меня за это судили. Святой Августин писал, что Бог сам будет судить проституток.

Епископ покраснел.

— Как ты смеешь цитировать Святого Августина? Как?..

Беренгер д’Эрилль продолжал кричать, но Арнау его уже не слушал. «Святой Августин писал, что Бог сам будет судить проституток…» Много лет тому назад в одном из домов Фигераса он слышал то же самое от одной публичной женщины.

Разве ее звали не Франсеска? «Святой Августин писал…» Как это могло быть?

Арнау повернулся лицом к Франсеске: за всю свою жизнь он видел ее дважды, но эти встречи, судя по всему, стали судьбоносными. Все члены трибунала следили за его реакцией по отношению к старой женщине.

— Посмотри на своего сына! — закричал Эймерик. — Ты отрицаешь свое материнство?

Арнау и Франсеска слышали, как эти крики отражались эхом от стен зала. Он все так же стоял на коленях, повернувшись к старухе, а она смотрела вперед, на инквизитора.

— Посмотри на него! — снова закричал Эймерик, показывая на Арнау.

Легкая дрожь пробежала по телу Франсески, глаза загорелись от ненависти к этому обвиняющему персту. И только Арнау, будучи рядом с ней, заметил, как кожа, отвисшая у нее на шее, почти незаметно втянулась.

Гордо выставив подбородок, Франсеска не переставала смотреть на инквизитора.