Ильденфонсо Фальконес - Собор Святой Марии

— Прочитай последние слова обвиняемого, — велел Николау нотариусу.

«Они просто впитывают в себя идеи, верования, как и мы». Собственное заявление, которое он осмелился сделать, ошарашило Арнау. Не расставаясь в своих мыслях с Мар и Аледис, он всю ночь вспоминал о том, что сказал во время допроса. Николау не позволил ему объясниться, но с другой стороны, как он мог это сделать? Что сказать этим охотникам за еретиками о его отношениях с Рахилью и ее семьей? Нотариус продолжал читать.

Арнау лихорадочно думал о том, как сделать, чтобы следствие не вышло на Рахиль; их семья достаточно пострадала, потеряв Хасдая. Не хватало, чтобы кого-нибудь из них отправили на инквизицию.

— Ты считаешь, что вера Христова сводится к идеям или верованиям, которые могут быть восприняты людьми по их усмотрению? — спросил Беренгер д’Эрилль. — Разве может простой смертный судить о Божьих заповедях?

Почему нет? Арнау посмотрел прямо на Николау. А вы разве не простые смертные? Его сожгут. Его сожгут, как они это сделали с Хасдаем и многими другими. Мурашки пробежали у него по телу.

— Я неправильно выразился, — ответил он после паузы.

— Как же ты хотел выразиться? — вмешался Николау.

— Не знаю. Я не обладаю вашими знаниями. Просто могу утверждать, что верю в Бога, что я добрый христианин и что всегда поступал согласно его заповедям.

— Ты считаешь, что сжечь труп своего отца — это значит поступить согласно Божьим заповедям? — закричал инквизитор. Он вскочил со своего кресла и ударил по столу обеими руками.

Рахиль, прячась в тени, пришла в дом своего брата, как они и условились.

— Сахат! — крикнула она вместо приветствия, останавливаясь в дверном проеме.

Гилльем встал из-за стола, за которым он сидел вместе с Юсефом.

— Я сожалею, Рахиль.

Женщина горько усмехнулась. Гилльем был в нескольких шагах от нее, но одного движения его рук было достаточно, чтобы приблизиться к ней и обнять ее. Гилльем прижал Рахиль к себе и попытался утешить, но она не ответила. «Пусть текут слезы, Рахиль, — подумал он, — пусть начнет гаснуть огонь, который остался в твоих глазах».

Через пару минут Рахиль отстранилась от Гилльема и вытерла слезы.

— Ты приехал ради Арнау, правда? — спросила она его, успокоившись. — Ты должен ему помочь, — добавила она, прежде чем Гилльем кивнул в знак согласия. — К сожалению, мы почти ничего не можем сделать для него, разве только усложнить ситуацию.

— Я говорил твоему брату, что мне необходимо иметь рекомендательное письмо для суда.

Рахиль бросила на Юсефа, который все еще сидел за столом, вопрошающий взгляд.

— Мы его достанем, — заверил он ее. — Инфант дон Хуан со своим двором, придворные короля и старшины королевства собрались в парламенте, чтобы обсудить положение на Сардинии. Это очень подходящий момент.

— Что ты думаешь делать, Сахат? — спросила Рахиль.

— Пока еще не знаю. Ты писал мне, — добавил он, обращаясь к Юсефу, — что король в конфликте с инквизитором. — Юсеф кивнул. — А его сын?

— Еще больше, — ответил Юсеф. — Инфант — любитель прекрасного, он покровитель искусства и культуры. Ему нравится музыка и поэзия, и у себя при дворе в Жероне он часто собирает писателей и философов. Никто из них не согласен с нападками Эймерика на Раймунда Луллия. Об инквизиции плохо отзываются и каталонские мыслители; в начале столетия ею были признаны еретическими четырнадцать трудов врача Арнау де Виланова. Труд Николаса Калабрийского был также объявлен еретическим самим Эймериком, а теперь преследуют еще такого великого человека, как Раймунд Луллий. Похоже, они отвергают все каталонское. Мало кто решается писать, опасаясь, что Эймерик может дать неожиданный отзыв об их работе. Николас Калабрийский закончил на костре. С другой стороны, если кто-нибудь и может воздействовать на инквизитора и запретить ему вершить суд над каталонскими евреями, так это инфант. Имей в виду, что инфант живет теми налогами, которые мы ему платим. Он не откажет тебе в аудиенции, — сказал Юсеф. — Но не заблуждайся, дон Хуан вряд ли станет открыто противостоять инквизиции.

Гилльем внутренне согласился.

— Сжечь труп?..

Николау Эймерик продолжал стоять, опершись руками о стол, и смотрел на Арнау горящими глазами. Его лицо стало багровым.

— Твой отец, — процедил он сквозь зубы, — был дьяволом и подстрекал людей. За это его казнили, и за это ты его сжег, чтобы он умер таким образом.

Николау закончил, показывая на Арнау.