Ильденфонсо Фальконес - Собор Святой Марии

— Нет, — обронил он.

Аледис открыла кошелек. Глаза охранника стали внимательно следить за поблескивающими монетами, которые появлялись на ладони у Аледис. Порядки были строгими: никто не мог войти в камеру без разрешения Николау Эймерика. Охраннику не хотелось бы попасться генеральному инквизитору: он часто видел Эймерика в гневе. Ну а меры, применяемые к тем, кто не повиновался, были известны ему лучше, чем многим другим. Но перед деньгами, которые предлагала эта женщина, устоять было трудно. К тому же офицер говорил, что инквизитор запретил, чтобы кто-нибудь приходил к меняле, а не к этой старой ведьме.

Эта женщина не собиралась встречаться с менялой, а только хотела поговорить с ведьмой.

— Ладно, — согласился он.

Николау с силой ударил по столу.

— Что себе позволяет этот бессовестный?

Молодой монах, принесший ему неожиданную новость, невольно отступил назад. Его брат, торговец вином, рассказал ему об этом поздним вечером, когда они ужинали у него дома. Шум, который устроили пятеро веселящихся детей, не помешали юноше запомнить все, что он услышал.

— Это — лучшая сделка, которую я совершил за многие годы, — хвастливо говорил ему брат. — По-видимому, монах отдал приказ продавать требования по заниженной цене, чтобы получить наличные. Поверь мне, если он и дальше так будет делать, ему это удастся. Служащий Арнау продает все за полцены. — Потом он поднял стакан вина и, не переставая улыбаться, выпил за Арнау.

Узнав эту новость, генеральный инквизитор какое-то время пребывал в замешательстве, потом покраснел и, наконец, заорал. Молодой монах слышал, как он отдавал приказы своему офицеру:

— Иди и, когда найдешь брата Жоана, приведи его сюда! Не забудь предупредить охрану!

Когда юноша выходил из кабинета, Николау, едва сдерживая раздражение, покачал головой. Что себе вообразил этот монашек? Может, он хочет обмануть инквизицию, опустошая сундуки своего брата? Эти деньги предназначены для Святого престола! Все! Эймерик сжал пальцы так, что они побелели.

— Пусть даже придется отправить его на костер, — процедил он сквозь зубы.

— Франсеска… — Аледис стала на колени перед старухой, которая пыталась улыбнуться ей. — Что они сделали с тобой? Как ты?

Старуха не ответила. В камере то и дело раздавались стоны других узников.

— Франсеска, они взяли Арнау. Поэтому тебя привели сюда.

— Я знаю, — ответила старуха и, прежде чем Аледис успела спросить, продолжила: — Он здесь.

Аледис посмотрела в другой конец огромного подземелья и разглядела фигуру мужчины, который смотрел на них.

— Как?..

— Послушайте! — раздался громкий голос, и Аледис снова посмотрела в его сторону. — Я хочу поговорить с вами. Я — Арнау Эстаньол.

— Что происходит, Франсеска?

— С тех пор как меня сюда посадили, он все время спрашивает, почему охранник сказал ему, что я — его мать. Это настоящая пытка.

— И что ты ему сказала?

— Ничего.

— Послушайте! — снова позвал ее Арнау.

На этот раз Аледис не повернулась.

— Инквизиция хочет доказать, что Арнау — сын ведьмы, — сказала она, наклоняясь к Франсеске.

— Послушайте меня, пожалуйста, — продолжал просить Арнау.

Аледис почувствовала, как руки Франсески сжали ее предплечья. Старуха жалобно вздохнула, когда эхо мольбы Арнау вновь разнеслось по камере.

— Ты не скажешь ему? — шепотом спросила Аледис.

— Никто не должен знать, что Арнау — мой сын. Ты меня слышишь, Аледис? Если я не допустила этого до сих пор, я тем более не признаюсь сейчас, когда инквизиция… Только ты это знаешь, девочка. — Голос старухи, несмотря на ее слабость, звучал твердо.

— Хауме де Беллера…

— Пожалуйста! — послышалось снова из угла, где стоял Арнау.

Аледис повернулась к нему; слезы не позволяли ей видеть его, но она даже не пыталась вытирать их.

— Только ты, Аледис, — настаивала Франсеска. — Поклянись мне, что никогда никому не скажешь.

— Но сеньор де Беллера…

— Никто не сможет доказать, что Арнау — мой сын. Поклянись мне, Аледис.

— Тебя будут пытать.

— Больше, чем это сделала жизнь? Больше, чем это делает молчание, которое я должна хранить, несмотря на мольбы Арнау? Поклянись. — Глаза старухи блестели в темноте.

— Клянусь.

Аледис обняла ее. Впервые за многие годы она заметила, какой хрупкой была Франсеска.

— Нет… я не хочу оставлять тебя здесь, — сказала она и заплакала. — Что с тобой будет?

— Обо мне не беспокойся, — тихо произнесла старуха. — Я буду терпеть, пока не смогу убедить их, что Арнау не имеет ко мне никакого отношения. — Франсеске пришлось отдышаться, прежде чем она смогла продолжить: — Достаточно того, что Беллера-старший разбил мою жизнь. Я не позволю, чтобы его сын сделал то же самое с жизнью Арнау.