Френк Слотер - Чудо пылающего креста

— У тебя такой вид, словно на тебя извергся Везувий, — промолвил он наконец, — Разве сегодня ты не встречаешься с Фаустой?

— Я только что побывал у императора Максимиана, Он приказал мне никогда больше с ней не встречаться.

— Я тут держал пари насчет того, когда над твоей головой занесется топор. Значит, сегодня и есть тот самый день?

— Но почему? Мы же любим друг друга.

— У любви мало общего с браками в царских семьях. Тебе бы следовало это знать.

— Я не из царской семьи и никогда в ней не буду.

— Если бы Максимиан был в этом уверен, тебя бы приняли в семью с распростертыми объятиями вместо того, чтобы низвергать — как это называется у христиан — в «тьму преисподнюю».

— Выходит, я что — пария? Или прокаженный, которого надо бояться?

— Ты сильный сын сильного отца и потомок великого императора, — напомнил ему Даций. — Какие тебе еще нужны верительные грамоты, чтобы стать правителем Римской империи?

Константин выдавил из себя кривую улыбку.

— Ладно, по крайней мере двое поддерживают мою кандидатуру — ты и Фауста.

— У этой девчонки больше здравого смысла, чем у ее папаши и Максенция, вместе взятых. Будь у них его хоть капля, они бы взяли тебя к себе в союзники, и после отречения Диоклетиана вы трое и Констанций могли бы разделить между собой империю, оставив с носом Галерия и его лакеев: Лициния, Дайю и Севера… Впрочем, нет, не Севера — он лишь честный солдат, подчиняющийся приказам.

— Ты уверен, что это снова не праздные мечты?

— Центурионы правят армией, а через нее — империей. Теперь-то ты уж должен это знать. У меня много друзей в расквартированных здесь когортах и среди тех, что пришли с Максимианом из Медиолана. По их словам, ни для кого уже не секрет, что он не собирается отрекаться — если, конечно, Диоклетиан не заставит его силой выполнить свое обещание; наоборот, Максимиан попытается стать единственным августом империи. Твой отец уже связал себя с этой семьей, женившись на падчерице Максимиана. Если бы ты женился на Фаусте, тогда двое очень сильных противостояли бы одному умеренно сильному сопернику — а уж такую оценку Максимиан вполне заслуживает — и хвастливому пьянице Максенцию. Можешь себе представить, долго ли они продержатся при таких обстоятельствах.

— Что же мне тогда делать?

— Подчиняться приказам, ты ведь солдат.

— Когда мы ехали на север, в персидские земли, все было намного проще, — с легкой грустью произнес Константин. — Война намного лучше политики.

— Что правда, то правда. Но успех в войне приводит к тому, что нужно заниматься политикой. — Даций пожал плечами. — Как это ни назови: судьбой, волей богов, — а результат всегда один и тот же. Мой тебе совет: найди себе другую девчонку, такую, что можно купить, ведь в Риме это проще простого. Я еще нигде не видел такого разнообразия рабынь, как здесь.

— Меня другие женщины не интересуют.

— Ты ей говорил, что овдовел и у тебя малолетний сын?

— А почему это должно иметь какое-то значение? Мальчик живет с моей матерью.

— Что ни говори, а Крисп — твой сын, точно так же, как ты — сын Констанция и камень преткновения для Максимиана в его мечтах править всей империей.

— Что ж, наверное, при таком перевесе сил против меня я никогда не смогу быть августом, — пожал плечами Константин. — Зато у моего сына не будет лишней головной боли.

— Ты ведь не попытаешься снова увидеться с ней, а?

— Нет. А что это ты спрашиваешь?

— Бьюсь об заклад, что Максимиан надеется, что ты все-таки попытаешься и дашь ему предлог уничтожить себя. А Максенцию, разумеется, только того и надо. Ладно, развеселись и давай чего-нибудь поедим.

Но ни Даций, ни Константин недооценили упрямства Фаусты и твердости ее воли. Только они вернулись с обеда, как дверь распахнулась, и девушка, с горящими щеками и часто дыша, сама вбежала в комнату. Константину сперва показалось, что она плачет, но, услышав поток гневных слов, он понял, что ярость, а не печаль по поводу его ухода толкнула ее на такой беспрецедентный шаг, как посещение его жилища.

Даций коротко взглянул на нее и потянулся за своим шлемом.

— Я подежурю снаружи, — сказал он. — Во имя Юпитера, поторопитесь, или слухи об этом разойдутся по всему Риму.

— Зачем тебе понадобилось все разрушить? — сердито упрекнула Константина Фауста.

— О чем ты говоришь? — Терпение Константина в этот день подверглось уж более чем достаточному испытанию, и это был последний удар.

— Просил у отца разрешения жениться на мне. Должен бы знать, что время еще не пришло. Еще многое нужно устроить.