Михаил Ишков - Адриан. Золотой полдень

Напротив мозаики располагались два мраморных постамента, на одном из которых возвышалась ваза из полупрозрачного алебастра. Другой постамент был пуст. Молоденький перепуганный раб дрожащими руками собирал рассыпанные возле него осколки. На внука римского патриция, неуверенно отступавшего в тень каменного быка, он старался не смотреть.

Адриан не спеша подошел к рабу.

Тот замер, головы не поднял.

— Зачем ты тронул ее? — ласково спросил император. — Разве ты не знаешь, что в одиночку здесь ни к чему нельзя прикасаться. Ты будешь наказан.

— Господин… — не поднимая головы, судорожно выдохнул раб.

— Говори, — кивнул император, — если тебе есть что сказать в свое оправдание.

— Господин… — с той же тоской повторил раб.

— Целер, займись, — коротко распорядился Адриан и большим пальцем правой руки ткнул в землю.

Затем император обратился к Аннию Веру.

— Где же твой внук, Анний?

Мальчик вышел из тени и неожиданно бурно разрыдался. Так, хлюпая носом и размазывая слезы, приблизился к взрослым. Аррий Антонин с любопытством, дед с испугом, а Адриан с некоторой брезгливостью, смотрели на него.

Зрелище скривившегося, кусающего губы мальчишки трудно было назвать прекрасным.

— Повелитель, — торопливо, пытаясь совладать с голосом, заявил Марк, — раб не виноват. Это я разбил вазу.

Брезгливость на лице Адриана сменилась удивлением. Наконец ребенку удалось справиться со слезами. Поспешая, чтобы вновь не расплакаться, он добавил.

— Повелитель, ты обязан пощадить его, — мальчик кивком указал на поднявшего голову, чуть ожившего раба и добавил. — И наказать меня, как того требует закон.

Большим пальцем правой руки мальчик потыкал в каменные плиты, которыми был выложен двор.

Адриан оглушительно расхохотался. Улыбнулся Аррий Антонин. Даже дед, до той поры оторопело следивший за внуком, выдавил улыбку. Император присел на корточки, взял мальчика за плечо.

— Во — первых, племянник, повелитель никому и ничем не обязан, — объяснил он. — Во — вторых, принцепсу не к лицу выносить поспешные решения. Прежде всего, ему необходимо научиться всегда докапываться до истины — это его первейшая обязанность. Если в расследовании проступка обнаружились новые обстоятельства, цезарь имеет право взять свое слово назад. Посему я прощаю тебя.

Адриан с некоторым усилием выпрямился. Осмелевший Марк глянул на него.

— А раба?

— Его тоже, — усмехнулся Адриан и добавил. — Когда станешь императором, вспомни, что первый урок, как следует властвовать, преподал тебе сам Адриан.

— Но я не хочу быть правителем. Я люблю играть в мяч, люблю смотреть, как дерутся перепела.

Адриан пожал плечами.

— Быть или не быть принцепсом, сие от нас не зависит. Задумайся, племянник, каково мне было стать императором после божественного Траяна? Что касается перепелов? — император поиграл бровями. — Это пустое… Я знаю воспитателя, который быстро отучит тебя от подобных глупостей.

* * *

Вечером Адриан вызвал Эвтерма.

— Вибия Сабина просила меня отпустить тебя в Азию. Говорят, юный Лонг загулял. Не удивительно, его отец был еще тот сладострастник. Скажи, если я открою Антиною тайну гибели его матери, он возненавидит меня?

— Нет, государь. Он все знает.

Адриан резко вскинул голову.

— Кто посмел?

— Не знаю, государь, но думаю кто‑то из твоего ближайшего окружения.

— Что же Антиной?

— Он ответил, что ты его благодетель, и он готов отдать за тебя жизнь. Он рад пострадать за то дело, которому ты служишь. Как его любезная мать пострадала за то, чтобы каждому стало ясно, что есть любовь, что она рядом, — так и он готов отдать жизнь за то дело, которому ты служишь.

Адриан махнул рукой — ступай. Вид у него был хмурый.

Эвтерм осмелился спросить.

— Как насчет занятий с Антиноем?

— Занятий больше не будет. Я отошлю мальчишку в Грецию, пусть учится там, — император задумался. — А может, не отошлю, оставлю при себе.

После короткой паузы он с горечью признался.

— Эвтерм, им не нужны Александры Македонские! Им не нужен полубог, не нужен человек, отмеченный неземной тайной. Их не интересуют способности, свежесть мысли, глубина идей. Им по сердцу люди ординарные, знатоки, но не мастера, исполнители, но не творцы, центурионы, но не Эпаминонды! 25 Но каждый из них не прочь стать богом после смерти. Когда не с кого будет спросить. Поверишь ли, Эвтерм, мне ставят в упрек излишнее покровительство Антиною Тебе ли объяснять, этот мальчишка — дар богов. Меня предупреждают — твои недоброжелатели, наблюдая, как я возвеличиваю Антиноя, подняли головы. От меня требуют, чтобы я уничтожил недоброжелателей. Уничтожил с помощью меры, которая, возможно, и желанна мне, но кощунственна в отношении собственного сына.* (сноска: По римским представлениям, люди, связанные интимной близостью, в число друзей не входили) Что ты, Эвтерм, поклонник странного — я бы сказал нелепого культа — можешь мне ответить?