Рихард Вейфер - Данте

— Это пророчество, господа, уже исполнилось, потому что прямо по соседству с вашим военным лагерем есть дорога, ведущая в тупик, которую люди называют «концом света».

Военачальники в большом смущении смотрели друг на друга. Неужели это и есть исполнение замечательного предсказания? Светлая надежда рассеялась как дым?

В это время двери распахнулись, и в трапезную вошел император Генрих, бледный, исхудавший, с горящими глазами.

Приветствуя его, вассалы поднялись со своих мест.

— Что случилось? — спросил император. — Вы все так странно смотрите на меня.

Неловкое молчание нарушил граф Савойский:

— Ничего особенного не произошло, ваше императорское величество.

— И все-таки я хочу знать…

— Я рассказывал, что вашему величеству было пророчество, якобы вы завоюете мир. И тут… и тут…

— И тут я сказал, — безжалостно добавил настоятель, — что это предсказание уже исполнилось, поскольку дорогу возле вашего военного лагеря местные жители называют «концом света».

— И это вас так обескуражило, господа? Садитесь, прошу вас!

Все последовали его приглашению после того, как император занял место во главе стола.

Страдающий Генрих, которого еще несколько часов назад трясла лихорадка, закрыл глаза. Если бы он хотя бы сколько-нибудь верил в недобрые предзнаменования, у него действительно были бы причины для печали. Как он стремился спасти итальянский народ, стать выше отдельных партий, начать борьбу с нуждой и нищетой! Но его добрая воля не была понята, его встретила жгучая ненависть, и только эгоизм и корыстолюбие искали помощи у трона. Поэтому повелитель, стоявший выше толпы, в конце концов вынужден был стать на сторону одной партии. А как печально все выглядело тогда в Риме во время коронования императорской короной, когда только угрозы и насилие вынудили трех прибывших из Авиньона кардиналов увенчать германского короля императорской короной, да к тому же в Латеранском дворце, а не в соборе Святого Петра, который был недосягаем, ибо его обороняли римские солдаты! Во время торжественного пира вокруг свистели вражеские стрелы! И даже у «верных императору» римлян эта верность исчезла подобно снегу под жаркими лучами солнца, когда дело дошло до уплаты налога только что коронованному императору — лишь евреи по обе стороны Тибра уплатили тогда установленные налоги!

О, Генрих Люксембургский прекрасно знал, что даже преданные друзья называют его непрактичным фантазером, мечтателем!

Император открыл глаза.

— Простите, господа, — произнес он тихим голосом, — я все еще чувствую себя не вполне здоровым. Но не думайте, что объяснение, которое дал недавно господин настоятель, способно лишить меня мужества! Подобные астрологические предсказания двусмысленны и обманчивы, как в прежние времена предсказания Дельфийского оракула [73] Дельфийский оракул — место, наиболее известное в Греции, где давались прорицания. , поэтому разумные люди не должны придавать им серьезного значения. Разве я когда-нибудь претендовал на то, чтобы завладеть всем светом? Быть таким властителем, как Александр или Цезарь? Или я перешагнул через Альпы, гонимый тщеславием или преступной страстью к кровопролитию? Я прекрасно знаю, что все вы, мои друзья, охотнее остались бы дома, в Германии, в том числе и я, можете мне поверить! Но я призван был решить задачу, поставленную мне Господом, в качестве справедливого императора способствовать установлению мира и благоденствия в империи. Здесь я не мог проявить малодушия! Короли и орлы должны стремиться ввысь! И я надеюсь, что и Флоренция еще поймет, что идет на пользу установлению в ней мира. А если сама не додумается, придется принудить ее к повиновению!

Вскоре Генриху пришлось убедиться, что силой ему Флоренцию не взять. А надежды, что гордый народ покорится по своей воле, император уже давно похоронил. В ночь на тридцать первое октября, в канун праздника Всех Святых, он приказал собрать и погрузить походные палатки и предать лагерь огню, готовясь вступить в бой с неприятелем. Во Флоренции развернули боевые знамена, а набат призвал войска собраться на рыночной площади. И только в разгар следующего дня удалось вывести войска из ворот организованным порядком. Вскоре выяснилось, что император готов завязать сражение, однако, несмотря на тройной перевес в живой силе, флорентийские войска вступить в бой не осмелились…

Наступил новый год, полный борьбы и забот. Положение императора неуклонно ухудшалось. Его войска таяли — сказывался недостаток провианта и денег. Но величие его духа оказалось сильнее нужды. Успех не мог спровоцировать его на бахвальство и зазнайство — неудача была не в состоянии сломить его мужества! Напротив, дух его креп, а энергия росла. У него родился простой план: «Я не стану больше сражаться с Флоренцией и всей остальной Тосканой! Я возьму быка за рога, брошу все свои силы на борьбу с Робертом Неаполитанским и отберу у него его земли, потому что властитель Италии — я!»