Ефим Курганов - Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта

Государь Александр Павлович от генерал-адъютанта Винценгероде и ещё от ряда своих корреспондентов прекраснейшим образом был осведомлён, что в губернии Смоленской кроме того, что самоотверженно действуют партизанские отряды (было их, сказывают числом около пятидесяти), ещё и орудуют свои, отечественные, мародёры, нередко, кстати, маскирующиеся под партизан.

Знал Его Величество и об случаях крестьянского буйства и неповиновения законным российским властям на занятых неприятелем территориях.

Впрочем, буйства сии почти непременно завершались грабежами и убийствами, подчас жесточайшими.

Воспользовавшись тем, что многие из помещиков при приближении неприятеля покинули пределы родной Смоленской губернии, крестьяне их частенько стали разорять оставленные барами родовые гнезда, и дотла разорять, а потом частенько и поджигать, дабы скрыть следы разбоя.

Ежели кто из оставшихся в поместьях управляющих знал, где припрятаны были владельцами их фамильные ценности, то крестьяне — бывали и такие случаи — доносили на этих управляющих французских властям. Управляющих французские власти арестовывали, с пристрастием допрашивали и даже расстреливали, ежели те отказывались открывать, где схоронены ценности.

Павел Иванович Энгельгардт, как мы уже знаем, не бросил свое родное Дягилево и устроил защиту его от всевозможных мародёров. Так продолжалось примерно месяца с два (июль и август).

В сентябре пришло горестное известие о взятии Москвы. Французы отметили сие событие торжествами да пирушками по всей Смоленской губернии. Празднества не коснулись только не занятых неприятелем четырёх уездов с уездными их городами (Белый, Рославль, Сычёвка, Юхнов).

Население губернии приуныло; кое-кто при этом подумал, что потеря Москвы есть потеря России.

Энгельгардтовские крестьяне, прослышав об отдаче Москвы, порешили, что отныне бить солдат и офицеров «Великой армии», армии-победительницы, уже им не с руки. И не просто порешили, а и сделали. Написали дягилевцы новому начальству доносы, которые погубили их барина. Доносы были устроены как раз в сентябре 1812 года. Приходится признать, что мародёрничали не одни только представители «Великой армии». И потом это стало очевидно.

Когда в ноябре 1812 года неприятель бежал, и в Смоленскую губернию опять зашли российские войска, мародёрничество сильно ослабело, но не исчезло.

Почему же это случилось? Последние жалкие остатки бывшей «Великой армии» бежали, часть была взята в плен, но оставались ещё мародёрничающие крестьяне, хотя, конечно, не в той мере уже, как при французах.

Многие помещики вернулись, и крестьяне вернули своим барам то, что забрали у них прежде, но произошло это нелегко и не везде сразу, а кое-что пропало безвозвратно. Те же, что грабили не свои, а чужие поместья, ничего не возвращали, как правило.

И грабежи в Смоленской губернии ещё какое-то время продолжались. И теперь орудовали, что греха таить, одни уж свои — французов ведь и след простыл.

Пореченский городничий Амболевский при содействии пореченского же исправника составил списочек орудовавших в уезде местных крестьянских шаек, и этих шаек оказалось более десяти! Причём, особо жестко, кроваво действовала одна именно шайка.

Амболевскому удалось узнать, что состояла сия шайка всего из четырёх разбойничьих душ. Затем Амболевскому донесли, что главаря шайки в уезде знают под кличкою Лавр. И тут-то тайна вышеупомянутой шайки и была окончательно раскрыта.

«Лавр! Да это ж Корней Лавринов, дворовый покойного Павла Ивановича Энгельгардта!» — вскричал радостно городничий Амболевский.

Соответственно раскрылись и имена остальных: Григорий Борисов, Михаил Лаврентьев, Авдей Свиридов.

Да, это была та четверка, что донесла на своего барина и погубила его.

Конечно, замечательно, что подлинные имена разбойников узнали, но грустно то, что сыскать самих разбойников так и не смогли. Как сквозь землю провалились Лавр и его дружки. Во всяком случае, из Пореченского уезда они как будто исчезли.

По слухам, бывших дягилевцев припрятал в одном из своих имений известный нам помещик Голынский. Сие, доложу я вам, очень похоже на правду. Судите сами.

Всё дело в том, что Голынский из своих дворовых устраивал самые настоящие шайки разбойников, готовые выполнить любую его волю, самую что ни на есть беззаконную. И не раз беглых к себе принимал.