Белинда Александра - Белая гардения

Мать, казалось, старалась, чтобы ее слова не вызвали ни у кого волнения, но ее наигранное спокойствие лишь усиливало тревогу. Она объяснила, что генерал будет снимать у нас свободную комнату, и уточнила, что их штаб находится в другой деревне, довольно далеко отсюда. Большую часть времени, сказала она, постоялец будет проводить там, поэтому его присутствие не создаст нам особых неудобств. К тому же было заранее оговорено, что другие солдаты или военные атташе не будут приходить в наш дом.

— Как ты можешь, Лина? — воскликнула Ольга. — Это же такие люди!

Лицо матери побледнело.

— А разве я могла им отказать? Если бы я отказалась, они бы отобрали и дом, и все остальное. Мне нужно об Ане думать.

— Лучше потерять дом, чем жить с этими чудовищами, — заметила Ольга. — Вы с Аней могли бы жить у нас.

Борис сильной мозолистой рукой фермера сжал плечо матери и повернулся к супруге.

— Ольга, — сказал он, — если она откажется, то потеряет больше, чем дом.

Мать виновато посмотрела в сторону четы Лиу и тихо произнесла:

— Я только боюсь, что в глазах моих китайских друзей это будет выглядеть нехорошо.

Госпожа Лиу потупила взор, а ее муж посмотрел на свою сестру, которая ерзала во сне и бормотала имена. Она всегда повторяла одни и те же имена. Иногда Ин-Ин выкрикивала их в приемной докторами тогда госпожа Лиу с дочерьми сдерживали ее; иногда они слетали с ее уст, когда она забывалась сном, который больше походил на кому. Она приехала с группой таких же истерзанных и истекающих кровью беженцев из Нанкина, после того как город был оккупирован японскими войсками. Имена, которые не давали ей покоя, были именами ее трех маленьких дочерей, которых от горла до живота разрубили саблями японские солдаты. Когда японцы бросили тела девочек вместе с телами других детей из того же квартала в общую кучу, один из солдат зажал руками голову Ин-Ин, чтобы она не могла отвернуться, и заставил ее наблюдать, как на землю вываливаются крохотные внутренности ее дочерей и как их рвут на части сторожевые псы. По приказу японского генерала ее мужа и других мужчин вывели на улицу и привязали к столбам, чтобы потом солдаты тренировались на них в штыковом бою.

Незаметно шмыгнув из-за стола, я выбежала во двор, чтобы поиграть с котом, который жил у Померанцевых в саду. Это был бродячий кот с порванными ушами и одним слепым глазом, но под опекой Ольги он порядочно растолстел и погрузнел. Я уткнулась лицом в его шерсть и заплакала. По всему Харбину шепотом передавались истории о зверствах японцев; они были подобны тем, что произошли с Ин-Ин, да я и сама уже достаточно насмотрелась на жестокость со стороны оккупантов, чтобы возненавидеть их.

Япония аннексировала Маньчжурию в 1937, хотя еще за шесть лет до этого ввела в нее войска. Когда военные действия стали активизироваться, японцы издали указ, согласно которому весь рис следовало отдавать на нужды армии. Китайцам пришлось перейти на желуди, но это был слишком жесткий продукт, и желудки больных и детей просто не могли переваривать его. Однажды новый японский директор нашей школы отпустил нас домой пораньше, велев рассказать родителям о победах японской армии в Маньчжурии. Я вприпрыжку неслась по извилистой аллее, которая проходила за нашим домом. На мне была белая форма, и я любовалась узорами, которые рисовало на мне солнце, пробивающееся сквозь густую листву деревьев. По дороге я встретила доктора Чу, здешнего знатока классической и традиционной китайской медицины; под мышкой он нес коробку с маленькими бутылочками. Он славился тем, что всегда был одет с иголочки, и в тот день на нем был отличный европейский костюм, пальто и шляпа. Он, похоже, тоже был рад ясной погоде, и мы улыбнулись друг другу.

Разминувшись с ним, я дошла до излучины реки, где лес становился густым и с деревьев свисали лианы. Тут как гром среди ясного неба прозвучал истошный крик, я замерла на месте: навстречу мне вышел китайский крестьянин с разбитым в кровь лицом. Из-за деревьев выскочили японские солдаты и окружили нас, размахивая в воздухе штыками. Их командир вынул из ножен саблю и приставил ее к шее мужчины так, что острие впилось в кожу. Саблей он приподнял подбородок фермера и заставил его посмотреть на себя, но по отрешенному взгляду и искривленному гримасой лицу я поняла, что душа этого несчастного уже покинула тело. С куртки фермера струилась вода, и один из солдат достал нож и вспорол левую полу. На землю вывалилось несколько мокрых комков риса.