Александр Белов: Битва за масть

Ехали-ехали и, наконец, доехали. Фашисты под Москвой! Двое фрицев на мотоцикле, не торопясь, словно у себя дома, катили по подмосковной проселочной дороге. Один из них, водитель в очках-консервах, изо всех сил вцепился в руль, стараясь удержаться в разбитой колее. Второй, офицерик со шрамом на щеке, в лихо заломленной фуражке, громко и слегка фальшивя, распевал на весь лес «Милого Августина». Похоже, он был пьян – то ли от шпанса, то ли от весеннего воздуха России.

«Ах, майн либер Августин, Августин, Августин! Ах, майн либер Августин, Августин, Августин», – его голос был слышен издалека, он пугал птиц и нарушал торжественное спокойствие природы…

– Я этих сволочей всех перестреляю! – прохрипел напарнику русский партизан в ушанке и очках с замотанной бечевкой дужкой, крепко сжимая ключ адской машинки. Народные мстители прятались за пригорком, поджидая обнаглевших фашистов.

Неожиданно справа от них из-за стволов сосен показался аккуратный плакат с надписью «Achtung! Partisanen!». Захватчики даже не поняли последнего предупреждения. Поздно, подлые фрицы!

Твердой рукой очкастый партизан повернул ключ. Оглушительный взрыв взметнулся столбом пламени, подбросил так и не допевшего песню немца и его напарника в негостеприимное русское небо. Из клубов дыма на поляну выкатился пылающий мотоцикл. Уже без седоков.

А мгновенно обрусевшие оккупанты беспомощно повисли над землей, раскачиваясь и разгоняя дым руками. Страховочные тросы, надежно прикрепленные к спрятанным под формой поясам, в последнее мгновение перед взрывом успели выдернуть незадачливых «немцев» из седел.

– Ох ты, куда это меня? – прохрипел тот, что в очках-консервах.

– Иваныч, ты как? – отозвался второй.

– Вроде ничего, а ты?

– А… – отмахнулся «Августин» со шрамом и заорал вполне узнаваемым голосом Фила. – Слава, твою мать, ну сколько можно объяснять было! Взрывать нужно под передним колесом! Давай, опускай меня!

Все это выглядело довольно забавно, но Филу было наверняка не до смеха. Все-таки он совсем не любил оказываться в дурацком положении, тем более сегодня, когда он еще и пацанов пригласил на съемки.

В конце концов с помощью ассистентов и «такой-то матери» Фил и его напарник оказались на земле.

Раздражение Фила еще окончательно не прошло, но, почувствовав под ногами почву, он смог наконец внятно и членораздельно высказать свои претензии не в пространство, а конкретно Славе, тому самому, который головой отвечал за выполнение трюка:

– Ну, договорились же, как только пойдет первое колесо – сразу взрывать! – сейчас Фил до смешного был похож на обиженного подростка.

– Теперь все, уже ничего не изменишь, – ассистент похлопал Фила по плечу.

– Да нормально все было, хорошо, – одновременно и примирительно и успокаивающе отозвался спокойный как танк Слава.

Тут из клубов едкого дыма донесся голос режиссера, которого сейчас меньше всего волновали сиюминутные разборки:

– Еханый бабай! Опять сколько дыма-то! Говорил, меньше надо! – однако в голосе его вместе с тем слышалось и удовлетворение: трюк был отснят и, похоже, все в норме. Остальное – при монтаже.

Фил, похоже, тоже успокоился и почувствовал, как это часто бывало с ним в стрессовых ситуациях, жуткий приступ голода:

– Юсуп Абдурахманыч! – истошно заорал он, наискосок пересекая еще дымящуюся поляну. – Когда обед-то?

Чуть в стороне от съемочной площадки, через которую ассистенты торопливо тащили всякого рода съемочный инвентарь, стоял знакомый «линкольн», а за ним – вечно хохмящий Пчела, очень серьезный Космос и чему-то своему улыбавшийся Саша Белов.

– Пацаны, ну что, не голодные? Может, пообедаете? – Фил по лицу Саши попытался понять, не очень ли глупо выглядел в подвешенном состоянии. В то же время он явно гордился своим участием в съемках.

Саша лишь едва заметно кивнул, но в это время к Филу, едва не хватая его за грудки, бросился Космос с горящими от возбуждения глазами.

– Фил, знаешь что, – зачастил Космос. – Слышь, познакомь с режиссером-то, а? Может, мы тоже пригодимся? Ну там, знаешь, прикинемся, типа как артисты. Че там надо – ну, накостылять кому, ты ж знаешь, а? – В завершение этой тирады Космос схватил фашистскую фуражку и, пижонски держа ее двумя пальцами за лакированный козырек, водрузил себе на голову. Самому себе Космос нравился чрезвычайно.