Капитан пригласил к себе сержанта и приказал: «В расход!»
Автоматчики подбежали к арестантам, ударами прикладов автоматов подогнали каждого к яме, в том числе и меня с сыном. Свирепо лаяли овчарки, кидаясь и так на испуганных людей. Вой овчарок разбудил моего сына. Он безостановочно ревел. Но меня больше тревожил другой вопрос — мой муж. Мужа своего я что-то не видела среди арестантов. Огляделась, его нигде не было. Подчитала арестантов — их было всего двенадцать. Я тринадцатая, сын четырнадцатый. «А где пятнадцатый?» — я запаниковала, не знала, что делать.
Вдруг по приказанию капитана от автоматчиков отделились два автоматчик и направились ко мне. В друг один из них со стороны спины схватил меня за руки, другой неожиданно вырвал из моих рук моего сына. Я истошно по-немецки закричала:
— Верните моего сына, изверги! Верните! — пытаясь вырваться из его рук, я царапалась, кусалась.
Тот, кто вырвал сына, поддержал его за одну ногу, как котенка, завертел и бросил в кусты. Вдруг я увидел своего мужа. Сначала услышала его стоны, падающего от ударов прикладов автоматов и его ругань.
— Оставьте моего сына, палачи! — кричал он. — Оставьте! Со мной что хотите, делайте, а несмышленого малыша оставьте в покое!
Мой сын задыхался от плача, лежа на спине и дрыгая маленькими ножками. Один из автоматчиков ударом ноги отбросил его под кусты. Пятеро автоматчиков навалились на моего мужа, закрутили по рукам и ногам и бросили под дерево. Нашего сына тоже за ногу притащили к отцу и бросили рядом. Я почувствовала, что с мужем и сыном будет что-то страшное. Но что именно будет, мой разум, который все больше и больше мутнел, отказывался воспринимать.
Вдруг из круга врагов, где находился мой муж, раздались душераздирающие крики моего мужа: «Зайн — н — наббб!» Сын тоже вскрикнул и моментом замолк. Теряя разум, я падала в яму. Вдруг мои глаза увидели, как фашисты окровавленными руками в вспоротый живот моего мужа вталкивают отрезанную голову моего сына….
Я пришла в себя от плачей, криков людей и надрывного воя волков, раздающихся где-то рядом. Был вечер, но еще не сумерки. Вокруг меня рыдали головы заживо похороненных людей. Немецкие фашисты придумали нам, пленным, самую жестокую, какую может придумать человек человеку, смерть. Тела горизонтально зарыли в ямы, а головы оставили открытыми. Нас было тринадцать живых голов, тринадцать пар испуганных и полных кровавых слез глаз, тринадцать пар вспухших от мороза и висящих как кровавые языки ушей!
Недалеко от наших живых голов, растущих из земли, на снегу лежали обезглавленных тела моего мужа и сына…
Жуткий волчий вой, доносящийся из лесных глубин, по мере их приближения к нашим головам, становился четче. Создавалось такое ощущение, что кругом, во всем этом крае, кроме воющих, как женщины, волков и растущих на снегу, бело-качанных бритых голов капусты ничего нет…
На краю лесной поляны, на белой скатерти снега, появились одно… второе… третье… пятое… пятнадцатое… черное пятно… Светя фосфорическими глазами, они передвигались во все стороны вокруг поляны. Эти пятна становились все больше и крупнее.
Вдруг один из волков завыл, вернее, волчица. Потому что этот вой был тонким, жутким, душераздирающим, как плач женщины.
— Волки! — завопила одна из голов. — Волки-и-иии!
— Волки! Волки! — завыли остальные головы. — Откуда они взялись?! Бестии!
— Фашисты сначала нас в земле заживо замуровали с открытыми головами, высунутыми наружу, теперь на наши головы натравили голодных волков из вольеры, расположенной под Харьковью, приученных кормиться человеческим мясом! — надрывалась одна из соседних голов. От страха глаза у нее выкатились на лоб, она безутешно заплакала.
Волки, делая круги вокруг нас, сжимали свои кольцо, они становились все беспокойнее и увереннее. Везде, за стволами деревьев, на снегу, как светлячки, сверкали и гасли их фосфорические глаза, голодные, жадные, жаждущие крови, они все смотрели на наши головы. Иногда, потеряв терпение, они перед нашими головами с надрывными возгласами, хрипом, визгом устраивали своры и драки. Это извечная борьба иерархии волчьей стаи. Ставили на место нарушивших законы стаи, перед решительным боем точили свои клыки на шкурах опущенных волков.
С их клыков кровавыми нитями стекала слюна на грудь, снег, они нетерпеливо ждали сигнала вожака. Тот почему-то не решался, оттягивал кровавый пир.
Вдруг один из волков увидел трупы моего мужа и сына, лежащие в лужах крови под кустами. Он набросился на труп моего мужа, а за ним остальные. Они там устроили такую свалку, такую кровавую грызню, что искусанные вожаком подчиненные волки, визжа и причитая, вылетали из кровавого пира кубарем. Через какое-то время на месте кровавого пира остались видны только куски разодранной одежды. Волки напали, даже проглотили куски окровавленного льда.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу